Чужой среди своих 2. Василий Панфилов

заметно вздёргивает плечо вверх.

      – Вы бы того… если бы сразу в правление, то чтобы бы, вы положение не вошли? Сразу бы, значит…

      Он врёт, и знает, что мы знаем…

      У отца в паспорте стоит какая-то пометка, и здесь, в Подмосковье, местные власти, зная, куда и как смотреть, видят эту пометку, и считают её не иначе как чёрной меткой. Не знаю, как там по закону… но от греха! Самоцензура.

      … потому что в правлении, с фальшивым сочувствием отказав за неимением возможностей, нам и посоветовали обратиться к кому-нибудь из жителей частным образом. А они, дескать, ну никак…

      Негромко, будто себе под нос, он бурчит, что Никаноровна, она конечно та ещё ведьма, но и мы, пришлые, неправильно себя повели. А если бы, дескать…

      – Н-да? – холодно интересуюсь я, – Неужели?

      – Кхм… – и Талейран затыкается наконец-то, и хорошо… а то я уже на грани. Ему, селянину, похер! Для него есть свои и чужие, и Никаноровна, ведьма старая, которую, наверное, ненавидит большая часть села, всё равно – своя. Права она или нет, дело десятое, но мы – чужие, и этим всё сказано.

      – А мужик ваш, – неловко сказал однорукий, – кхе! Не пройдёт мимо! Дорога от станции, она одна, и любой человек на ней – как на ладони! Когда ни пойдёт, а встретим и обскажем, куда идти надо.

      – Так что это… – несколько отживев, он водрузил шляпу на голову, и, достав совершенно такой портсигар, какой мне и привиделся, закурил, – вам бы вещи собрать, да это… и перетаскать потихонечку.

      – Да… – начало было мать, уже вымотавшаяся и готовая, кажется, сдаться.

      – Нет! – озлившись, рявкнул я, – транспорт давайте!

      – Ну как ты со старшими-то… – привстал осмелевший однорукий и тут же, прижатый моим взглядом, уселся обратно, забурчав себе что-то под нос.

      – И-эх… – одарив меня взглядом несправедливо обиженного человека, однорукий встал, и, ссутулившись, вышел прочь.

      – Миша, мы могли бы… – негромко начала мама, явно уставшая от затянувшегося конфликта.

      – Не могли бы! – парирую яростным шёпотом, – У тебя спина, а мне одному, небось, до вечера таскать! Да ещё и вон… мотоцикл!

      Будто в подтверждении моих слов, за калиткой затарахтел движок, но вопреки моим ожиданиям, звук начал удаляться. Мама только вздохнула и принялась собирать вещи, что не заняло у нас много времени.

      Минут через пятнадцать снова послышалось тарахтение движка, и однорукий, закхекав и выжав положенное время, появился во дворе.

      – Вы это… – угрюмо и как-то обиженно сказал он, – собирайтесь давайте! А я пока это… осмотрю, всё ли тут…

      Сняв шляпу, он, не спрашивая, юркнул во времянку и завертел головой, пока мы выносили из комнатушки последние вещи.

      – Так это… так, – бормотал он, – ну вроде, как было. Хотя с этой ведьмой старой…

      Подойдя к двери хозяйского дома, он подёргал её, и найдя запертой, закурил какие-то на редкость вонючие папиросы, способные,