Дурила. Катерина Раюшкина

выглядел он в ней маленьким и жалким. Никто из крепостных не помянул его добрым словом, никто и слезинки не уронил. Даже священник отпевать не хотел, ссылаясь на то, что помещик крепко пил и сам себя до могилы довел. К тому же перед смертью не исповедался. Место ему выделили за церковной оградкой. Такие проводы – позор.

      Но Святослав обо всем договорился – похороны дяде устроил пышные.

      Утро выдалось очень пасмурным. Во время отпевания неожиданно ухнул гром, вся процессия вздрогнула, а священник с каменным лицом продолжал церемонию. Тут прогрохотало еще раз, неожиданно опрокинулась лампадка. Деревянная церковь мгновенно вспыхнула, началась суматоха. Провожавшие выбежали на воздух, за ними следом – испуганный и взмокший священник.

      – Говорил же, нельзя отпевать! – плюнул он в сторону Могучего.

      – Где же покойник? – заозирались все.

      – В церкви! – крикнул священник.

      Четверо крепостных нырнули в клубы дыма. Встревоженный Святослав пытался хоть что-то в нем разглядеть. Слышались брань и кашель:

      – Чертов барин. Жил скотиной – так и помер.

      – Нехорошо это все, нехорошо, – поник священник.

      Домовину с трудом выволокли наружу. Уже успели опалиться саван и венок. Руки усопшего упали по швам, а на лице выступила глубокая скорбь. Даже священнику стало его жалко, но хоронить Мстислава батюшка все же был намерен за церковной оградкой.

      – Видите, что творится, – начал он извиняющимся тоном. – Нельзя его хоронить при церкви. Плохой знак, плохой….

      – Делайте, как приказал, – перебил его Святослав. – Между прочим, это мой дядя помог возвести эту церковь.

      – Сначала потушим, – сказал священник. – Я помолюсь.

      Крестьяне, не успевшие откашляться от угара, схватились за ведра с водой и снова нырнули внутрь.

      Набежавшие тучи разродились обильным дождем, и мужики быстро одолели пламя.

      Священник тяжело вздохнул, глядя на закоптившуюся церковь.

      – Можете проститься с усопшим, – сказал он.

      Дождь скрыл равнодушие лиц. От непогоды холопы поникли, и можно было подумать, что они и вправду скорбят о своем хозяине. Святослав первым прикоснулся к холодному мокрому лбу покойника. Потом с некоторым отвращением с ним простились крестьяне, спасшие домовину от пожара. Гроб опустили в освященную землю церковного кладбища. И все с радостью пошли на поминальную трапезу. Ни один крепостной не остался без водки и краюшки хлеба. К вечеру поминки закончились веселыми народными танцами.

      – Ухожу я, – сказала Прасковья «матери».

      – Куда же? Тебя поймают и притащат обратно, – повеселевшая от хмеля женщина изобразила поимку руками.

      – Все будет хорошо, – Прасковья поцеловала «мать» на прощанье.

      Старец по прозвищу Луч ждал Прасковью у реки на том же месте, где они впервые увиделись. На этот раз, быть может, из-за лунного света, он показался Прасковье моложе и приятнее. От одной мысли, что ему триста лет, девушку пробирал озноб. «Столько не живут», –