Двенадцать месяцев. От февраля до февраля. Том 1. Владимир Жестков

до плеча, поэтому и говорила глядя на неё снизу вверх. Распущенные иссиня-чёрные волосы – «как воронье крыло», вспомнилось мне любимое мамино выражение про цвет её собственных волос – спускались почти до поясницы. Черты лица были тоже мелкие, но удивительно приятные. Наверное, это была владелица той руки, которая уволокла Вадимову супругу в коридор. Когда я вышел из вагона, то их не видел, скорее всего, они подошли только что, продолжая начатый разговор. Увлечённые им, они никого вокруг не замечали, вот и на меня не обратили ни малейшего внимания. «Стоит тут какой-то, сигарету в руках крутит. А и пусть стоит, он нам не мешает», – так, наверное, они думали, если вообще что-то думали обо мне. Что я сосед их мужей по купе, они вряд ли осознали, видели-то меня мельком, да и то при другом освещении, в другом окружении. Девушки ни капельки не стеснялись использовать ненормативную лексику, поэтому я излагаю их беседу, заменяя нецензурные выражения литературными синонимами.

      – Светка, милая, ну что ты всё время его дразнишь, над ним подтруниваешь? Видишь ведь, что он злится. Зачем тебе это нужно?

      – Ника, дорогая. Скажу тебе прямо: надоел он мне хуже горькой редьки. Поверь, это так. Иногда хочется послать всё к чёртовой матери и уйти куда глаза глядят.

      – И куда это ты, Светочка, пойдёшь, интересно? В ансамбль тебя больше не возьмут, там на нашем месте молодые красотки богатеньких пленяют. А, понимаю! Ещё панель имеется. Хочешь снова там оказаться?

      – Ника, ты что, сбрендила? Когда это я на панели была?

      – Ах, простите. Конечно, конечно. Ты просто по рукам тогда ходила, и тебя или дарили, или за долги отдавали, или просто так с друзьями делились. Хорошо, Вадим всё это не видел. Его Виктор, который начал за мной ухлёстывать, на наше выступление притащил, вот он там на тебя и запал. Он с тобой познакомился как с невинной, слегка глуповатой девушкой, эту роль ты тогда великолепно сыграла. Знал бы твою подноготную, вряд ли бы ты сейчас тут стояла. Ну а теперь, голубушка, если не перестанешь глупостями заниматься, тебе останется одна прямая дорога – на эту самую панель.

      – Да понимаю я всё сама, не хуже тебя, но не могу больше так. Он живёт своей бурной жизнью. Вот опять в круиз этот плывёт, а меня посадил дома – сиди и не рыпайся. Ты говоришь: у тебя всё есть, смотри, квартира какая, все подруги от зависти чуть не помирают, и денег сколько хочешь, а уж о нарядах я вообще молчу. Не отрицаю, но в квартире этой я одна целые дни, клетка это золотая, а не дом. Деньги? Действительно, сколько попрошу, столько и получаю, только за всё отчёт требуется, о каждой потраченной копейке следует доложить, куда да зачем. Наряды? Да на хрен они, эти самые наряды, мне нужны, если я из дома почти не выхожу? Вот в круизе этом я бы оторвалась… Так нет, он плывёт, а я опять дома одна остаюсь, а он там молодых щупать будет.

      – Свет, ты меня удивляешь, право слово. Да пусть они там хоть весь корабль перещупают, как в народе говорят – не измылятся, лишь бы заразу какую домой потом не приволокли. Они же шёлковыми