Жизнь продолжается (сборник). Александр Махнёв

заботой, но и своей любовью. Живи, дорогая, ты мне нужна. Ты нам нужна.

      И вот настал день, когда Лена встала на протез. Сколько слёз пролито. Её боль была моей болью. Но мы всё преодолели. Мы пошли. Помаленьку, помаленьку. Но пошли.

      Однако болезнь не отступала. Лена всё больше и больше слабела. Тяжёлая болезнь сына в марте девяносто пятого года для неё стала, видимо, последним ударом. Лена увядала.

      Перед глазами стоит тот страшный августовский день. Наверное, она чувствовала близкую кончину. Раньше обычного Лена ушла в спальную комнату. Проходя мимо – а я сидел в кресле у телевизора – она тронула меня за руку. Рука была холодной. Помню её последний, очень печальный взгляд.

      Утром десятого, около шести часов, Елена Ивановна тихо отошла в мир иной.

      Да. Такие воспоминания не лечат».

      «Что-то я совсем расклеился сегодня. Нельзя так».

      Давит сердечко по-прежнему.

      Он поднялся с кресла, пошёл на кухню. Прикрыл немного открытую форточку. Приготовил чай. Творожок с булочкой. Аппетита совсем нет. Однако поесть надо. Обед уже скоро, а я ещё не завтракал.

      Нехотя перекусил.

      Вернулся в комнату.

      На столе аккуратной стопочкой лежали фотоальбомы. Владимир Алексеевич разглядывал их вчера, пересматривал фотографии всегда с удовольствием. Это несложное занятие увлекало его и успокаивало немного.

      «Вот сибирский альбом.

      Родной дом у железнодорожного вокзала. Я с братьями и сестрой у дома. Молодые, красивые, весёлые. Наш огород, хиленький заборчик. Сынок Саша был в начале двухтысячных в Бердске. Искал дом родителей, так говорит, не нашёл даже, где приблизительно стоял домик, так всё изменилось.

      А вот фотографии поездки с сыном летом шестьдесят третьего года. Мы ещё в Германии жили. Рыбалка. Пока мы костёрчик с братьями налаживали, ушицу готовились сварганить, сынок на лодке – это на одной из заводей на реке Бердь было – спиннинговал, пытался щучку поймать.

      Первый раз паренёк спиннинг забрасывает, ну, метров на десять, пятнадцать, навыка-то нет. И нас всё пугает:

      – Поймал, поймал! Тащу!

      Мы посмеивались. А когда у него действительно на блесну щучка килограммовая села, мы не поверили, думали, шутит опять, а он кричит во всё горло:

      – Держу, поймал!

      Как он её в лодку затащил, неизвестно. Подплывает к берегу, ножки и ручки трясутся от напряжения, в глазах азарт, блеск:

      – Я ещё поплыву, может, ещё поймаю щуку.

      Вот отпускные фотографии. Июль семьдесят седьмого года. Снова рыбалка, теперь уже на Обском море. Лена, братья: Михаил с женой, Иван Алексеевич. На острове необитаемом. Вот я переодет под Робинзона. А вот и уха, настоящая сибирская уха. Запах, аж сейчас чую.

      Я на свадьбе у племянника Алёши. Это тоже лето семьдесят седьмого года. Молодёжь вокруг. Ну, я ещё ничего. Не старый ещё. Красавец.

      А вот фотографии сестры. Тысяча девятьсот тридцатый год. Ей двадцать лет, молоденькая, хорошенькая, пухленькая такая. И вот год две тысячи пятый. Ей девяносто пять стукнуло.