Жизнь продолжается (сборник). Александр Махнёв

мастак выпить.

      В разных местах – в тумбочке, под матрацем, или ещё где – у него хранились чекушки. (Кто не знает, а может, подзабыл – это маленькая бутылочка водки, ёмкостью двести пятьдесят граммов). Очекушивался он ровно сразу после прихода к нему в гости сыновей или внуков. А посещали его родственники ежедневно. Посидят пяток минут, передадут вроде как бы незаметно бутылочку, яблочки, и домой.

      Дядя Миша провожает гостя и напутствует:

      – Ты уж на этой неделе не приходи больше. Вижу, замаялся, отдыхай побольше, отдыхай. Завтра скажи, пусть Васятка прибежит. Давно не видел его, соскучился. Ну, всё, до свидания.

      Обнимет, расцелует, проводит к двери – и назад, к койке. Пошёлестит чем-то, покопается в тумбочке, и якобы в туалет помчался (это его термин).

      Приходит.

      Вид у него такой серьёзный, одухотворённый, сосредоточенный, глазки блестят. Правда нос цвет меняет, сизоватым становится. Но это дядя Миша очень просто объяснял:

      – Волнуюсь, вот и краснею.

      Ну-ну! Волнуюсь! А от самого чесночищем разит на версту.

      На это тоже отмазка готова:

      – Мы на фронте только чесноком и спасались от хвори. Видал, какой я крепкий.

      Что да, то да, крепок дед. Стар дядя Миша, потребляет много и регулярно, но действительно силён. Вон и невесту уже нашёл, может, ещё и детишек заведет?

      Так вот, к вопросу об одухотворённости.

      Весь госпиталь знал, что именно вечером – а это время, когда наш дедок был под лёгким кайфом – с ним происходили чудеса. Билетов на просмотр этих чудес практически не продавали, но мест свободных не было.

      – Ну, что, братья по несчастью… Рассказать вам об Андрюше? Ох, и люблю его, чертяку. Ох, и люблю. Да и как же не любить…

      И дядя Миша начинает рассказ об Андрее Белом. Это его он так фамильярно Андрюшей называл, вроде как дружком его был этот самый Белый. Окружающие не всегда и фамилию такую знали. А расскажет дед о поэте – вроде как и знаешь его, вроде как здесь был, вчера только выписался. Так здорово дядя Миша рассказывает.

      Закроет глаза и вкрадчивым таким голосом читает:

      «Был тихий час. У ног шумел прибой.

      Ты улыбнулась, молвив на прощанье:

      „Мы встретимся… До нового свиданья…“

      То был обман. И знали мы с тобой,

      Что навсегда в тот вечер мы прощались.

      Пунцовым пламенем зарделись небеса.

      На корабле надулись паруса.

      Над морем крики чаек раздавались…»

      – Вы понимаете, как Андрюша о любви говорит? Это какое умище надо иметь, чтобы так вот просто о любви говорить. Или вот ещё…

      И дядя Миша продолжал свой тихий задушевный рассказ о поэте.

      Его слушать можно было часами. И интересно и совершенно понятно.

      Всё повторяется на следующий день.

      Завтрак, процедуры, обход врачей, шутливые разговоры, сон, обед, опять сон. Гости опять к дяде Мише.

      И вновь бенефис маримана Миши.

      – Ну, что, неучи, может, вам о Маяковском рассказать, о Володе?

      – Да нет, ты нам о любви, как вчера, про Андрюшу. Давай про Белого, дядя