Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот. Пьер Незелоф

и завивал всю Францию; в Париже самые хорошенькие головки Оперы, «Комеди Франсез» и Итальянской комедии доверяли мне; я способствовал известности мадемуазель Клерон, мадемуазель Гиймар, а мадемуазель Софи-Арну сама приходила умолять меня…

      – А мужчины? – с любопытством спросила дофина. – Их вы тоже завиваете?

      Леонар махнул рукой, словно далеко от себя отгоняя эту зловредную породу.

      – Мужчин я тоже причесываю, но другим манером.

      Мария-Антуанетта рассмеялась, что, похоже, мешало куаферу, который в данный момент выстраивал конструкцию из волос молодой женщины.

      – Кстати, Леонар, – спросила дофина, – вы достали рецепт белил для лица для меня?

      – Они в моем саквояже, мадам, это секрет мадемуазель Кошуа; он творит чудеса: вишня, мед, камедь, растолченные улитки. Я сообщу вам пропорции, очень важно, чтобы улитки были вскормлены на листьях латука.

      – Мне вас послало небо; скоро я не смогу без вас обходиться. Я добьюсь выделения для вас маленькой квартирки здесь, в Версале.

      – Ваше высочество слишком добры, – ответил покрасневший от удовольствия Леонар. – В такой близости от солнца красоты из-под моих пальцев будут выходить настоящие шедевры из волос.

      Он отступил на несколько шагов и прищурился, оценивая свою работу:

      – Пусть ваше высочество наберется терпения… Немного пудры, и я закончу.

      Для того чтобы пудра не попала в глаза, Мария-Антуанетта прикрыла лицо большим картонным рожком, а Леонар напудрил ей волосы. Белое облако заполнило комнату, в одно мгновение все покрылось белым.

      – А теперь, мадам, – сказал он, – позвольте мне предложить вам мушку. Всего одну. Мне кажется, она напрашивается сама. Ваше высочество предпочитает «галантную особу», «кокетку» или «любительницу поцелуев»?

      – Приклейте мне лучше «страстную особу».

      Леонар кончиками пальцев зацепил мушку из золотой с эмалью коробочки и ловко прилепил ее в углу левого глаза.

      – Вот, – сказал он. – Ваше высочество может полюбоваться на себя.

      Мария-Антуанетта наклонилась, но то, что возвышалось у нее на голове, не умещалось в зеркале; ей пришлось опуститься на колени, чтобы полностью увидеть голову, которая от подбородка до верхушки прически имела длину в добрый локоть.

      – Но вы же построили у меня на голове целую пирамиду! – воскликнула она. – Не боитесь, что она окажется слишком высокой?

      – Высокой? – с презрительной гримасой переспросил Леонар. – Да завтра же сотня придворных дам станет носить еще более дерзкие прически. Ваше высочество, именно высота и составляет оригинальность этой конструкции… Возможно, никогда прежде в вашем высочестве не было столько величия и величества…

      – Вы надо мной насмехаетесь, Леонар?

      – Я абсолютно серьезен, мадам, как и сейчас, говоря, что газеты несколько дней будут обсуждать эту прическу как главное событие.

      Мария-Антуанетта, уже успокоившись, смотрелась в зеркало