Забег на невидимые дистанции. Марьяна Куприянова

это началось не после того, как?.. – догадался Отто.

      Он не хотел говорить прямо не потому, что боялся задеть Нину. Просто эта тема, как и само происшествие, были ему неприятны. Даже больше – пугали его.

      – Трудно сказать, – Нина почесала ухо. Ее взгляд затуманился воспоминаниями, а лицо – порывом дыма.

      По неизвестной причине они ни разу не обсуждали случившееся полноценно, хотя в остальном могли рассказывать что угодно, включая кто как сходил в туалет. Может быть, они становились слишком взрослыми, чтобы затрагивать неприятные темы. У взрослых всегда найдется табу, о котором они молчат, даже если очень близки, даже если доверяют друг другу. Просто в жизни есть обстоятельства, обсуждать которые не только неудобно, но и бессмысленно: разговоры ничего не изменят, поэтому их избегают.

      Отто не хотелось взрослеть, если это влияло на его отношения с Ниной. Нужно проговаривать все, что беспокоит, так твердила ему прямая и правильная логика ребенка. Молчание убивает взаимопонимание.

      – Трудно сказать, – повторила Нина более твердо. – Я думала об этом. Но ответа у меня нет. Возможно, это было со мной и раньше. Но, знаешь… как бы…

      – Подавленно? – подсказал Отто.

      Нина щелкнула пальцами, сделавшись от этого совсем взрослой.

      – Что бы там ни было, это часть тебя. Моего отношения это не меняет. А если захочешь от этого избавиться, ну, если оно начнет мешать тебе жить, я уверен, взрослые тебе помогут.

      – Сейчас меня это не сильно беспокоит, но ведь ничего пока не случилось. Это ощущается как… просто… типа головная боль. Внезапная и сильная.

      – Может, это просто мигрень. Как у моей мамы. Когда у нее болит голова, она тоже готова крушить и убивать. А проходит само по себе?

      – Да. Но эмоции, которые оно вызывает, напоминают мне какого-то… паразита. Который врос в меня однажды и заставляет делать то, чего я не сделала бы сама по себе.

      – Как черная слизь в комиксах про Человека-паука?

      Нина улыбнулась, но не ответила. Это был хороший знак. Отто решился на вопрос, который давно откладывал в долгий ящик.

      – Расскажи, что ты чувствовала, когда…

      – Договори уже, наконец, эту фразу, – дружелюбно потребовала Нина, – чего ты боишься? Я тебе друг или кто?

      Услышав тон ее голоса, Отто осознал, что весь год сам выстраивал стену вокруг этой темы. Нина была не против ее обсудить, только навязываться не хотела. А вот сам он опасался, и теперь ощущал себя дерьмовым другом. Он набрал воздуха и закончил:

      – …когда тебя пытались похитить.

      Они помолчали, пробуя на вкус последнее слово, позволяя ему разойтись в воздухе. Все стало как-то по-новому, но точно не хуже, чем было.

      – Удивительно вот что, – довольно непринужденно начала Нина, – не так уж давно это случилось, а я практически ничего не помню. Кроме своих ощущений, и то частично. Доктор сказал родителям, что моя нервная система блокирует этот фрагмент памяти, потому что на тот момент мне было очень страшно.

      Отто слушал как зачарованный, напоминая себе дышать.

      – Может,