Грани. Александр Вачаев

взгляд его меня напугал, то ли почуял, что карабин у второго не заряжен был. Я первого его стрельнул, он упал, а этот карабин мне бросил под ноги и бежать. Я в него пальнул, а тот, зараза, до выстрела еще зацепился за каменья и упал, я и смазал. Схватил его ружбайку, а она пустая. Стою, думаю, уйдет ведь к своим, нас и накроют до прихода армии. Рванул штык с пояса у покойного и за беглым. Далеко не убег, опять упал, только перевернуться хотел, кричать начал, а я его куда попало шить штыком тем… – Ильич замолчал.

      Прокурорский чуть побледнел, но в глазах уже было заметно спокойствие – А немцы что?

      – Какие немцы? – переспросил дед, – Там румыны были, – Ильич улыбнулся, – И тут ты одним ухом слышишь.

      – Немцы, румыны, – прокурорский сделал паузу, – Скирду когда уберешь?

      – Ты, видать, ни чё не понял. Как она стояла, так стоять и будет, как я косил там траву по выгону, так косить и не перестану. Сегодня немцы, завтра румыны, потом ты, все с порядками своими, один Ильич всем подчиниться должен. Ай, нет! Я чего тогда в того румына первого стрельнул, испугался я его, честно признаюсь, а того с карабином, ну вот как-то не принял как опасность, так вот, ты меня не пугай своими погонами, да ксивами прокурорскими – пужаные мы. То что за родню печешься свою, это может и похвально, но не при твоем статусе и не таким методом, я тебе не алкаш, на моих ходах семь деревень ездит, а уж в гробах – каждого хоронят, того гляди и сам за ним приедешь, а ты ко мне с кокардой, перегаром и портфелем. Не учит вас жизнь нынешняя, даже больше скажу, дураками делает.

      Прокурорский хотел привстать, но тяжелая рука Ильича легла ему на плече и тело, скрючившись еще сильнее, вжалось в лавку.

      – Так вот… давай порешаем, будешь ты у власти решать чей выгон, тогда приезжай, бритый, стриженый, без перегара и по форме одетый, а так, я сейчас Мишку кликну, он оглоблю вынесет, я ее об тебя изломаю, и скажу, что вор ко мне во двор лез. Ты же вор?

      Прокурорский насупил брови, попытался снова встать.

      – Ты же вон без головного убора, штаны с лампасами, рубаха мятая, кителя нет, тужурка какая-то на тебе, по зорьке приехал, машину подальше бросил, думал я решу, что ты пешим с района идешь, а не под мухой рулишь. Ну чем не вор то? Бандюга! Крыса!

      Дед встал, отошел к калитке, кивнул в сторону машины, ухмыльнулся, – Ты хоть за руль не садись, коров сейчас в стадо погонят, посбиваешь еще.

      Прокурорский встал, что-то хотел сказать деду в ответ, но демонстративно поправил замятый Ильичом воротник куртки и пошел к машине. Спешно сгреб с капота чемодан и фуражку, поковырялся в замке, и не оборачиваясь пошел по тропинке к дороге.

      – Давно уши греешь? – спросил Ильич, заходя во двор.

      – Да ты и сам слышал, наверное.

      – Эх, Мишка, никогда не становись таким!

      – Каким таким? Таким как этот?

      – Таким, как я, – Ильич выдохнул и его тяжелая, но теплая и мягкая рука потянула к себе парня, – Не терпи таких крыс и выщербней, нужно было ему оглоблей по загривку, а я его отпустил.

      – Как