Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира. Валерио Массимо Манфреди

что найду тебя здесь. Ну что? Как тебе твой Буцефал? Видишь, как я холил его для тебя? Как возлюбленную, говорю тебе.

      – Гефестион, это ты!

      Юноша подошел и хлопнул его по плечу:

      – Эй, разбойник, я скучал по тебе.

      Александр хлопнул его в ответ:

      – И я по тебе тоже, конокрад.

      Они бросились друг другу в объятия и сжали друг друга крепко и сильно, сильнее дружбы, сильнее времени, сильнее смерти.

      Александр вернулся к себе поздно и на полу перед дверью, рядом с погасшей лампой, обнаружил спящую Лептину. Он нагнулся и молча заглянул ей в лицо, а потом осторожно взял на руки, положил на кровать и поцелуем коснулся ее губ. В этот вечер Кампаспа дожидалась зря.

      Филипп вернулся через несколько дней и немедленно вызвал к себе Александра. Завидев сына, он сразу нетерпеливо обнял его:

      – Клянусь всеми богами, ты прекрасно выглядишь. Как тебе понравилась поездка в Афины?

      Он почувствовал, что объятия сына не очень крепки:

      – В чем дело, парень? Или тебя размягчили эти афиняне? Или влюбился? Только ради Геракла не говори, что влюбился! Ха! Я подарил ему такую искусницу в этом деле, а он влюбился в… в кого? В прекрасную афинянку? Не говори, сам знаю: никто не сравнится с очаровательными афинянками. Ах, это здорово, я должен рассказать об этом Пармениону.

      – Это не я влюбился, отец мой. Говорят, это ты влюбился.

      Филипп тут же посерьезнел и большими шагами начал мерить комнату.

      – Это все твоя мать. Это твоя мать! – воскликнул он. – Она разъярена и ревнует. Хочет настроить тебя против меня. Что, неправда?

      – У тебя другая женщина, – ледяным тоном проговорил Александр.

      – И что с того? Не первая и не последняя. Это просто цветок, она прекрасна, как солнце, прямо Афродита. Еще прекраснее! Я нашел ее голой у себя в объятиях, с грудями как две спелые груши, мягкую, с выщипанными на теле волосами, благоухающую, и она раздвинула для меня бедра. Что мне оставалось делать? Твоя мать меня ненавидит, я ей отвратителен, она плюет мне вслед каждый раз, когда видит. А эта девочка сладка как мед.

      Он опустился в кресло и быстрым жестом накинул на колени плащ, что всегда было признаком ярости.

      – Не надо мне рассказывать, кого тебе подсунули в постель, отец мой.

      – Прекрати звать меня «отец мой»: мы одни!

      – Но моя мать чувствует себя униженной, брошенной, и она озабочена.

      – Понятно! – вскричал Филипп. – Все понятно! Она определенно старается настроить тебя против меня. И без всяких причин. Пошли, пошли со мной! Посмотришь, какой сюрприз я тебе приготовил, прежде чем ты испоганил мне день этими глупостями. Пошли!

      Он увлек Александра за собой по лестнице, а потом вглубь коридора, где располагались мастерские, и распахнул дверь, словно вламываясь в помещение.

      – Смотри!

      Александр оказался посреди комнаты, залитой светом из большого бокового окна. К столу был прислонен глиняный диск с профилем, изображавшим его с лавровым венком на голове, как бога Аполлона.

      – Нравится? –