«То, что мы зовем душой…» Избранные стихотворения. Александр Кушнер

свист, и скрип, и скрежетанье

      Из всех кустов, со всех травинок,

      Колес приятное мельканье

      И блеск от крылышек и спинок.

      Какой высокий зной палящий!

      Как этот полдень долго длится!

      И свет, и мгла, и тени в чаще,

      И даль, и не с кем поделиться.

      Есть наслаждение дорогой

      Еще в том смысле, самом узком,

      Что связан с пылью, и морокой,

      И каждым склоном, каждым спуском.

      Кто с сатаной по переулку

      Гулял в старинном переплете,

      Велосипедную прогулку

      Имел в виду иль что-то вроде.

      Где время? Съехав на запястье,

      На ремешке стоит постыдно.

      Жара. А если это счастье,

      То где конец ему? Не видно.

      «Уехав, ты выбрал пространство…»

      Уехав, ты выбрал пространство,

      Но время не хуже его.

      Действительны оба лекарства:

      Не вспомнить теперь ничего.

      Наверное, мог бы остаться —

      И был бы один результат.

      Какие-то степи дымятся,

      Какие-то тени летят.

      Потом ты опомнишься: где ты?

      Не важно. Допустим, Джанкой.

      Вот видишь: две разные Леты,

      А пить все равно из какой.

      Гофман

      Одну минуточку, я что хотел спросить:

      Легко ли Гофману три имени носить?

      О, горевать и уставать за трех людей

      Тому, кто Эрнст, и Теодор, и Амадей.

      Эрнст – только винтик, канцелярии юрист,

      Он за листом в суде марает новый лист,

      Не рисовать, не сочинять ему, не петь —

      В бюрократической машине той скрипеть.

      Скрипеть, потеть, смягчать кому-то приговор.

      Куда удачливее Эрнста Теодор.

      Придя домой, превозмогая боль в плече,

      Он пишет повести ночами при свече.

      Он пишет повести, а сердцу все грустней.

      Тогда приходит к Теодору Амадей,

      Гость удивительный и самый дорогой.

      Он, словно Моцарт, машет в воздухе рукой.

      На Фридрихштрассе Гофман кофе пьет и ест.

      «На Фридрихштрассе», – говорит тихонько

      Эрнст.

      «Ах нет, направо!» – умоляет Теодор.

      «Идем налево, – оба слышат, – и во двор».

      Играет флейта еле-еле во дворе,

      Как будто школьник водит пальцем в букваре,

      «Но все равно она, – вздыхает Амадей, —

      Судебных записей милей и повестей».

      «Удивляясь галоп…»

      Удивляясь галопу

      Кочевых табунов,

      Хоронили Европу,

      К ней любовь поборов.

      Сколько раз хоронили,

      Славя конскую стать,

      Шею лошади в мыле.

      И хоронят опять.

      Но полощутся флаги

      На судах в тесноте,

      И дрожит Копенгаген,

      Отражаясь в воде,

      И блестят в Амстердаме

      Цеховые дома,

      Словно живопись в раме

      Или вечность сама.

      Хорошо, на педали

      Потихоньку нажав,

      В городок на канале

      Въехать,