Средство от бессмертия. Елена Кивилампи

слоновою костью и золотом гор.

      …

      И я вижу, как знойное солнце пылает,

      Леопард, изогнувшись, ползёт на врага…

      И именно здесь Малик сидел и часами смотрел в угол пустым взглядом африканского изваяния, когда уже на излёте правления Де́рга он потерял связь со своей семьёй. И отсюда он провожал нас с Лизой в вояж, на другом конце которого (как я думал) оборвалась её жизнь.

      – А у вас тут мало что изменилось – разве что книг прибавилось.

      – Да я их с собой привёз. По большому счету, мы другого добра и не нажили… Ты осмотрись свежим взглядом: по-твоему, это квартира вдовца? Или женатого человека?

      Мы вдвоём изучили каждый закуток, каждый пыльный угол: вот моя постель с одинокой подушкой, где я порой засыпал только под утро, даже не раздевшись. На столе – чашка с недопитым кофе, в ванной – мыло, бритва и зубная щётка, но никаких следов обычных женских мелочей. Только стоптанные тапочки в прихожей и засохшая коробочка с тушью на полке под зеркалом.

      В спальне Малик взял с прикроватной тумбочки фотографию в рамке. Лиза сидела в позе печальной царевны, подперев рукой подбородок, и смотрела на нас бездонным взглядом, каким обычно смотрят снимки усопших с надгробий.

      Словно прочитав мои мысли, Малик не дал мне раскрыть рта:

      – Олег, давай не будем терять голову! Это всего лишь фотокарточка. Не свидетельство о смерти, не справка о захоронении, а просто снимок в рамке. Чем выводы делать, ты бы лучше позвонить ей попробовал.

      Я хлопнул себя по лбу:

      – Вот я дурак! С этого и надо было начинать! …Нет, мобильный не отвечает. Но у нас там бывают провалы со связью.

      – А может, просто разрядился? Позвони на городской.

      Я позвонил и несколько минут слушал длинные гудки в трубке. Они улетали один за другим в пустоту, словно послание другим мирам, какое искатели внеземного разума шлют наугад через сотни световых лет без надежды получить ответ при жизни своего поколения.

      – Ты не забудь про разницу во времени, – не сдавался Малик.

      – Да при чём тут это? Там сейчас девять утра, а не глухая ночь. Что происходит, друг?

      – Ты меня спрашиваешь? Я знаю только, что ещё несколько месяцев назад вы с нею были вместе. А потом, как я думаю, стряслось нечто, о чём ты очень сильно захотел забыть. Твой мозг включил цензуру памяти чтобы не дать тебе умереть от инфаркта или сойти с ума.

      – А как жить-то дальше?

      – Не паникуй раньше времени. Бывает и хуже, поверь моему опыту. Сейчас мы едем обратно в клинику, а завтра с утра я собираю консилиум – потому что я заведую не всем, что творится в твоей черепной коробке. А дальше решим, как быть.

      – Малик, хочешь расскажу тебе про наше с Лизкой знакомство?

      – Вы с нею где-то на остановке повстречались, верно?

      – Ага. Но история случилась очень странная, почти мистическая. Мы с Лизой не любили об этом вспоминать – думали, вокруг решат, будто мы умом тронулись. А теперь мне терять нечего, поэтому слушай.

      Мы с Маликом присели на