Султан и его гарем. Георг Борн

Сирра проводила целые ночи в тайных слезах на жалкой постели в доме старой Кадиджи! Как часто мать ее обращалась с ней бесчеловечно! Сколько раз несчастное существо желало себе смерти, когда мать ее, Кадиджа, оскорбляла и мучила ее!

      Ведь она была все-таки кровное дите старой ворожеи и не была же виновата в том, что родилась таким уродом.

      Сирра спешила под защитой ночи к своему дому. Она подошла к двери и тронула за ручку – дверь поддалась – она не была заперта.

      Это было удивительно в такой ночной час! Старой Кадиджи, казалось, не было еще дома.

      Сирра вошла в темные сени и снова заперла за собой дверь на замок.

      Несчастному созданию стало больно и как-то особенно грустно, так что с минуту она простояла неподвижно – она была в родительском доме! Но как оставила она его? Она знала все, что случилось! В то время, как она не могла шевельнуть ни одним членом, она была в состоянии слышать! И какие мучения вынесла она именно от этого, она слышала и знала, что ее похоронили заживо, чтобы только наконец избавиться от нее, и в то же время не могла ни двигаться, ни обнаружить какого-нибудь признака жизни!

      Теперь она была жива, она была спасена каким-то чудом – каким? Она не могла сама себе объяснить!

      В доме царила могильная тишина. Сирра прокралась к двери того покоя, где были заключены Реция и Саладин.

      – Реция! – позвала она тихим голосом. – Здесь ли ты еще? Это Сирра зовет тебя!

      Ответа не было.

      – Реция! – закричала она громче.

      По-прежнему все было тихо.

      В эту минуту одинокой Сирре послышались приближающиеся с улицы к дому шаги.

      Быстро толкнула она дверь, которая также оказалась незапертой – Реции и Саладина там больше не было. Тогда Сирра решилась идти искать их. Но в ту самую минуту, когда она хотела схватиться за ручку двери, последняя была уже отворена снаружи.

      Старая Кадиджа возвращалась домой. У нее был с собой маленький фонарь, так как она не любила ходить в потемках.

      Черная Сирра спряталась в угол за дверь – случайно очутилась она на том же месте, куда старая Кадиджа бросила тогда ее как мертвую.

      Старуха, в веселом расположении духа, как только вошла в дом, снова заперла дверь – но едва захлопнула ее, как при слабом мерцании фонаря заметила умершую, давно схороненную Сирру.

      Глаза ее остекленели, члены тряслись, как в лихорадке, и ужас был так велик, что она не могла сойти с места.

      Сирра не шевелилась, но глядела на мать взглядом, исполненным скорби и укора.

      – Это ты? – произнесла, наконец, Кадиджа с трудом. – Ты пришла получить свою руку – я знала это наперед, – при этих словах Сирра невольно подняла высоко, как бы с немым укором, остаток руки.

      Старая гадалка отшатнулась.

      – Ты получишь ее – не я взяла ее у тебя! – вскричала она хриплым, трепещущим голосом. – Не я, Лаццаро принес ее мне!

      – Я знаю все! –