Птицы. Ирина Ясенева

– больше счастливых, чем отягощающих. Не помня дороги – оказалась дома. Постояв пару мгновений на пороге, пытаясь сдержать улыбку, она распахнула дверь и сходу воскликнула:

      – Меня приняли, мама! Я всем понравилась!

      Женщина долгим, выжидающим взглядом посмотрела на дочь, заставив её смутиться от неуместного счастья.

      – Ты очень красива, дочка, но смотри: красота твоя может сыграть не тебе на руку.

      Вигония прошла в дом и плюхнулась на кровать, пробурчав:

      – Что ты говоришь, мама. Ты не видела, какие там красивые девушки. А какие двери – высокие, каменные, и внутри так красиво, ярко, ты не представляешь… И дом такой огромный-огромный, кажется – в три раза больше, чем он есть. Я чуть не потерялась, – посмеялась она над собой, переворачиваясь на спину, – и так жизнь у них кипит: все бегают, чем-то заняты, не то, что… Словом, есть у меня такое чувство, знаешь… будто я там и должна быть!

      Мать вышла из полудрёмы и медленно повернулась, чтобы посмотреть на дочь, а потом, ничего не говоря, опустила глаза, при этом лицо её было печальным. К своему счастью, Вигония этого не видела, смотря в потолок и вспоминая сегодняшний день. Цветочек ее выпал, затерявшись ярким пятном в неприглядных тряпках.

      На следующий день с зарёй она вышла из дому, и вскоре стояла у ворот дома Палеоса, держа тряпочный свёрток. Ей открыл старичок, довольно живенький, хоть и маленький, и пустил внутрь двора. Чтобы зайти через людскую – надо было обойти дом. Идя по тропинке, она наблюдала за великолепием деревьев и садовых цветов. Она никогда раньше таких не видела – белые, розовые, красные, оранжевые. Всё её поражало, как ребёнка. Неся лопату за плечами, навстречу ей шёл Латрий. Он робко улыбнулся, она кивнула. Старичок открыл ей дверь, указав на первую от входа комнату, и Вигония вошла туда.

      Она чувствовала себя потерявшимся ребёнком, который, оторвавшись от матери, не понимает, где он, что ему делать, куда ему идти. Всё было ново, незнакомо и страшно. В коридоре было не столь оживлённо, как вчера, – лишь одна немолодая женщина подметала полы у главного входа.

      Вигония вошла в комнату, указанную старичком. Слева и справа стояли по две койки, под ними – сундуки, а у окна, выходящего в сад – стол. На кровати справа сидела заспанная женщина, ещё молодая, в длинной сорочке и распущенными глазами. Она потёрла глаза, недовольно глядя на вошедшую.

      – Новенькая? – спустя несколько мгновений молчания спросила женщина, на что Вигония кивнула в ответ. – Эта и эта кровати заняты, – показала она на свою койку и противоположную, – у входа выбирай любую.

      На том диалог прекратился. Женщина встала, недовольно пыхтя, начала выдвигать тяжёлый сундук из-под кровати, который, казалось, весил в пару раз больше неё. Вигония в том время положила свёрток на кровать слева, у двери, наблюдая за будущей сожительницей.

      – Палеос старую служанку в могилу свёл. Кричал на неё каждый день, – говорила женщина, переодеваясь в платье, – бывало – бивал; она ревела каждый день, лежа на твоём