Рашен Баб (сборник). Александр Ольшанский

– мелькнула догадка, и точно – это был он. Ввалился в дом вместе с облаком запаха солярки, шумный, поскольку родной сестры и родного племянника тут ещё не было. Приехал на КамАЗе – напросился в такой рейс, чтобы можно было заехать в Стюрвищи.

      На шум внизу вышла Рита. Спускалась по лестнице в розовом халате, и Сергей при её появлении прямо-таки остолбенел.

      – Ни за что бы ни поверил, что это Рита Чернова. Ты – Рита?

      – Собственной персоной. С приездом, братишка.

      – Послушай, да я же весной где-то в этих местах, кажется, видел тебя. Смотрю: какая-то мадам голосует. Мне показалось, что это ты была. Потом подумал: неужели Рита так расцвела?

      – Остановился бы, – с вызовом сказала она.

      – Пока до меня дошло, что это могла быть ты, пока вспомнил, что ты живёшь у тётки Аграфены, я уже был далеко. Шёл с прицепом – ни развернуться, ни сдать назад. До меня же, как до жирафа, на третий день всё доходит… В том числе и телеграммы. А наши молодцы – колониями живут, надо же… Когда за Леной и Алёшей едем?

      Валентин Иванович взглянул на Аграфенины ходики – они показывали половину третьего.

      – Сегодня.

      – Тогда ложка к обеду.

      – Чай, кофе, закуску? – Рита выбрала по отношению к Сергею почему-то ироничный тон.

      – Какую закуску – утром за руль! За Алёшкой на КамАЗе надо ехать. Спасибо, ничего не надо, сестрёнка. Двое суток не спал. Телеграмму только позавчера увидел – из рейсов не вылезаю. Мне поспать бы… Валька, за мной!

      Сергей подавал из кузова грузовика подарки и объяснял их происхождение: детскую коляску, упакованную в бумагу, – по наследству от двоюродных Иры и Алёши, она ещё ничего, сезон проходит; новую прогулочную коляску – от дяди Серёжи; баул с ползунками, распашонками, пелёнками, пинетками и погремушками – от тёти Светы, которая всё это накопила и сберегла для племянника. Ещё какие-то коробки, пакеты, наконец, огромный арбуз – это от какого-то джигита Ахмета, везде они нынче арбузами торгуют.

      Когда всё это перенесли в дом, Сергей, передавая Рите тяжёлый пакет, распорядился:

      – Здесь мясо. В холодильник.

      – Братишка, извини: а что это такое – холодильник? – съязвила она.

      – Эх! – гость хлопнул себя по лбу. – Какого я маху такого дал: стоит дома без дела «Морозко», мы давно большой себе купили. Как бы он тут пригодился: без холодильника, с маленьким ребёнком – нельзя. В следующий раз привезу или передам… А мясо в ведро да в погреб. Утром встану и на шашлык замариную. Погреб-то хоть есть?

      – Есть, ваша честь, – продолжала дурачиться Рита.

      Сергей с детдомовских времён сильно изменился. Возмужал, раздался в плечах, подбородок у него как бы ещё больше потяжелел и ещё сильнее раздвоился. Он производил впечатление вполне уверенного в себе человека, чувствовалось, что он в этой жизни освоился. Пока Валентин Иванович учился в институте, а потом в аспирантуре, Сергей отслужил в армии, в какой-то горячей точке его контузило – года два у него дёргалась