Любовь к таинственности, или Плохая память. Лариса Соболева

кивнул милиционер, после чего перевел глаза на седого. – Следовательно, преступник знал, что Борис Михайлович выйдет из дома, ждал его. По гильзе можно определить, что стреляли из револьвера. В доме есть оружие?

      – Есть, – сказал Федор Михайлович.

      – Где оно хранится?

      – В кабинете. В столе брата.

      – Пройдемте в кабинет. – И бросил остальным: – Вы свободны пока.

      Федор Михайлович ушел с ним в кабинет, остальные понуро разбрелись. А кухарку задержал Давид Панкратович:

      – Погоди, милая. Иди-ка сюда.

      Кухарка приблизилась. На лице страх, будто это она застрелила ночью хозяина. Седой милиционер улыбнулся женщине:

      – Пойдем, покажешь, где тут у тебя лук растет.

      – Ни-ни-ни! – попятилась та. – Там Борис Михайлович лежат. Я туда больше ни ногой…

      – Да это я так сказал, – посмеивался Давид Панкратович, пощипывая ус. Больно хороша кухарочка, гладенькая, круглолицая, румяная. – Поговорить хочу.

      – Ну, так то… говорите.

      Отошли от дома, и Давид Панкратович начал интересоваться как ей показалось, пустяками:

      – А что, у Бориса Михайловича много в городе знакомых?

      – Вовсе нет. Мы тут в одичании живем. Каждый год живем, все лето. Борис Михайлович с Федором Михайловичем работать любят на даче. Все чертежи рисовали, считали чего-то.

      – Так вы и в гости ни к кому не ходите?

      – Ни мы в гости, ни к себе не зовем. Да оно ж и лучше. А то дома как назовут гостей, готовь на них, потом убирайся до полночи. А здесь… Ну, сапожник знакомый есть, обувку мы у него чиним. Старый армянин Вартанян. Еще портной, костюмы шьет, его зовут Бенедикт Иосифович. Знаете таких?

      – Знаю. Хорошие люди. А скажи, милая, ладно у хозяев тут?

      – Да чего ж оно ладно-то будет! – всплеснула она руками и доверительно рассказала: – У всякого норов, всякий недовольство свое показать любит. Ссорятся, ссорятся…

      – Чего ж людям не живется? – удивился Давид Панкратович. – Вроде образованные, интеллигентные.

      – Хм! – Она огляделась по сторонам. – Хозяин мой сильно женщин любил, а в прошлому году спутался с Иркой. При живой-то жене! Скажу вам по секрету, лярва она, Ирка, настоящая лярва. Хужее некуда.

      – А жена где?

      – Так нету. Через эту лярву и отравилась. За Иркой-то Федор Михайлович увивался, а она круть-верть хвостом, мол, не пара мы, сама же с хозяином в половую связь вступила. Анна Ивановна, жена хозяина, хорошая была женщина, скромная, тихая, слова грубого не скажет. Узнала про все, ей Федор Михайлович доложил, взяла и отравилась, бедная. Вот так-то.

      – Ну и?

      – А Борис Михайлович взял и на лярве женился, а прошло-то всего три месяца. Нехорошо сделал, вот хоть убейте меня, а нехорошо! С тех пор в доме все кувырком. Мачеха – она и есть мачеха, от нее ни тепла, ни жалости. Особенно Лидочку невзлюбила, а к Оленьке так ни разу и не подойдет за всю неделю. К тому ж лентяйка она, все валяется да книжки читает. А вчера сильно у них большой скандал получился.

      – У кого?

      – Да у всех. Собирались в кабинете,