Записки провинциала. Фельетоны, рассказы, очерки. Илья Ильф

Я снял с Лобного места (чудная жилая площадь, с часами напротив) свой чайник и ушел.

      Арсенал продолжал хамить мне в спину.

      Прощай, милый город Москва! Последние два дня я жил в собственном ботинке. Галки кидали мне на голову что‐то белое, пахнущее весной. Пойду себе пешком на родину. Прощай, город, милый, хороший!

1924

      Катя-Китти-Кет

      За 24‐й год в Москве осело 200 000 жителей.

Из газет

      Имей понятие – и не осядешь.

      Я, например, термолитового домика не возводил, строительной кооперации деньгами не помогал, кирпичом о кирпич, так сказать, не ударил, а вот есть же у меня комната.

      Имей понятие! По приезде в пышную столицу опочил я на полу у приятеля-благодетеля. Но тут стали расцветать лопухи, пришла весна, благодетель мой задумал жениться и меня вышиб.

      – Погибаешь на моих глазах! – заметил я ему. – А зовут ее как?

      – Катя! Китти! Кет!

      Что эта Катя-Китти наделала, невозможно передать. Три дня я страдал на сундуке своей тети. Потом не вытерпел.

      – Тетя, – сказал я, – до свиданья. Спасибо за сундук, прелестный сундук, но мне предоставили в Кремле всю Грановитую палату. До свиданья, тетя.

      Ночью околачивался на бульварной траве, к утру уже родился отважный план, и ноги сами понесли меня на квартиру благодетеля-приятеля.

      Дверь открыла особа, заведомая Катя.

      – Язва дома? – спрашиваю.

      Катя-Китти-Кет не соображает.

      – Дома, – спрашиваю, – язва – Николай?

      – Что-о-о?

      – Мадамочка, вы не беспокойтесь, я свой.

      – Вам, наверно, Николай Константитича?

      – Пусть Константитича.

      – Нету его!

      – Жалко, жалко! Коля‐то на сколько лет ушел? Неужели, – говорю, – попался и даже амнистию не применили?

      Юбка в три названия похолодела.

      – Вы чего хотите? Он на службу ушел. Что случилось?

      Тут я сжалился.

      – Пустите меня, мадамочка, в халупу вашу. Боюсь, что вы, моя симпатичная, влопались.

      Вел себя, как демон.

      – Не знаю, про какую вы говорите такую службу? Какая может быть служба, если у вашего Коли отпечатки пальцев в Мууре лежат!

      Катя хлебает слезы.

      – Так он что? Вор?

      – Ошибаетесь! Марвихер!

      Заревела Катя. Вынимает Катя-Китти-Кет платком слезы из глаза. А я план провожу.

      – Как старый знакомый вашего супруга рекомендую осторожность.

      – Что же мне делать? Я его вовсе не люблю. Это он меня любит, а я его любить не могу, если он на седьмом этаже живет. У меня на такой этаж сердце лопается. И еще марвихер!

      Вот поросенок дамский! Седьмой этаж ей не нравится! Убедил пока молчать и обещал прийти еще раз в отсутствие мифического ворюги-язвы Николая.

      Дура девчонка страшная.

      – Катя, – говорю я в третье свиданье, – где живет ваша мама? В Брянске? Очень хорошо! Деньги у нее, Китти, есть? Ну, так обручальное продадите, все равно его ваш Колюша сопрет. И поезжайте‐ка домой, пока все не раскрылось. А то и его посадят,