Тайны русской души. Дневник гимназистки. Виктор Бердинских

50 (рублей), и ей их недостает… Надо, надо искать что-нибудь более подходящее, но где найти?.. Да, кроме того, я совсем не энергична в деле себяустройства – моя пассивность непременно ждет чуда, а чудо не является…

      И слабость какая-то чувствуется. Я думаю – это следствие той простуды, пора ему уже обнаружиться… Мама пишет: лечись. Но что лечиться, когда стоит только отправиться в «одеончик» – по выздоровлении или, вернее, во время выздоровления, которое само по себе болезнь, чтобы захворать еще хуже… Вот уж тут и молишь о чуде, которое всё состоит в моем переезде в комнату с теплым «одеончиком». Как немного нужно человеку!..

      Вчера (5 октября) был третий латинский урок. Я еще ни разу не пришла до учителя, если не считать первый раз. Вчера он принялся за меня, не дав опомниться от ходьбы. Я врала отчаянно, потому что все местоимения у меня в мозгу изволили расшалиться и произвести кавардак. Глагол зато я знала прилично – и переводила на первый раз довольно сносно…

      Потом мы отправились – кто домой, кто в гости – учитель, я и Шура Казанская. Всю дорогу с Петроградской Стороны до Большого проспекта Васильевского острова разговаривали Сергей Яковлевич (преподаватель) и Шура. Потом Шура с нами распрощалась, и на расстоянии от Большого Проспекта до Университетского или Дворцового моста у меня с господином учителем (надо заметить, что это – студент Историко-филологического института153) произошел следующий разговор:

      – Отчего Нина сегодня такая молчаливая?..

      – Отчего?.. Да это ж обычное явление.

      – А в прошлый раз вы разговаривали много…

      (Это – когда мы шли от Казанской (Шуры), со второго урока – с ним, Аней и Клавдией, я чувствовала себя легко (было в меру тепло), была возбуждена уроком – это у меня до сих пор сохранилось – и слышала столько комичных вещей…)

      – Прошлый раз был исключительный.

      – И лицо ваше не говорит, чтобы очень любили молчать. Впрочем… «речь – серебро, а молчанье – золото»…

      – Совсем не потому!

      – Нет, я не могу сказать, чтобы вы руководствовались этим правилом, просто – характеризую то и другое.

      Потом – несколько вопросов о Вятке, о студенте Желвакове, которого я не знаю – как и всех…

      – Неужели вы никого не знаете?

      – Почти никого. Мои попытки войти в круг студенческого общества были так ныне неудачны, что я, пожалуй, их и возобновлять не буду. Я пробовала принять участие в студенческом концерте-спектакле…

      – Вероятно, очень рьяно принялись?

      – Совсем нет. Меня туда насильно привели, записали…

      Нет, просто – я не знаю… не умею себя держать.

      – Это можно только там, где не знаешь известных условий приличия, где не уверен в том, что тебя найдут приличным, одобрят манеры. А в студенческом обществе совсем не нужно уметь себя держать.

      – Ну, сколько-нибудь нужно!

      – Да нет, потому что никто не обратит внимания на это. Чем естественнее – тем лучше. Это не то что в высшем обществе. Тут курсистка сказала что-нибудь неподобное

153

Императорский Санкт-Петербургский историко-филологический институт (1867 – 1918) – высшее учебное заведение, готовившее преподавателей русского языка, классических языков, словесности, истории, географии для гимназий и реальных училищ. С 1914 по 1917 год – Петроградский историко-филологический институт (ПИФИ). В декабре 1919 года реорганизован в Педагогический институт при Первом Петроградском университете, а затем полностью слит с филологическим и историческим факультетами Петроградского / Ленинградского университета.