Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник). Александр Дюма

что убившему другого человека. Но он совершил это убийство с двойной целью: первая была достигнута, оставалось добиться второй. На дворе уже темнело. Близилась ночь, та самая, которой ждал Бокстель.

      И вот она настала. Он поднялся с кровати.

      Затем взобрался на свой клен.

      Его расчет оказался верным: никто и не думал караулить сад, в доме все пошло кувырком.

      Он слышал, как часы пробили десять, одиннадцать, а там и полночь.

      В полночь он с колотящимся сердцем, дрожащими руками и мертвенно-бледным лицом спустился с клена, взял лестницу, приставил ее к стене, взобрался на предпоследнюю ступеньку и прислушался.

      Всюду было тихо. Ни единый звук не нарушал безмолвия этой ночи.

      Лишь в одном окне горел свет. Это было окно кормилицы.

      Тишина и темнота приободрили Бокстеля.

      Он перебросил ногу через стену, на мгновение замер перед решающим шагом, потом, убедившись, что ему нечего бояться, перетащил лестницу из своего сада в сад Корнелиса и спустился по ней.

      Зная как свои пять пальцев место, где сидели в земле луковички черного тюльпана, он бросился прямо туда, но с дорожки тем не менее не сходил, опасаясь, что следы могут его выдать. Добравшись до места, он с хищной радостью тигра погрузил обе руки в мягкую землю.

      Но там ничего не было. Он подумал: не беда, просто немного ошибся. А на лбу выступили капли пота – потаенная тревога уже терзала его. Порылся рядом – ничего. Порылся справа, порылся слева – ничего. Сзади порылся и спереди – все то же.

      Когда же до него наконец дошло, что эта земля была вскопана еще утром, он чуть с ума не сошел.

      Действительно, в то время, как Бокстель лежал в постели, Корнелис спустился в сад, выкопал луковицу и, как мы уже рассказывали, разделил ее на три дочерние.

      А теперь Бокстель, перерыв голыми руками более десяти квадратных футов, все не мог решиться уйти, поверить в неудачу.

      Но вот наконец все сомнения исчезли, пришла пора осознать свое несчастье в полной мере.

      Пьяный от бешенства, он вернулся к лестнице, взобрался на стену, перетащил лестницу обратно в свой сад и, швырнув ее туда, спрыгнул вслед за ней.

      И тут его вдруг осенило: еще не все потеряно.

      Луковки, должно быть, в сушильне, на это вся надежда.

      Оставалось только пробраться туда, как он ранее пробрался в сад.

      Там он их отыщет!

      К тому же это будет не слишком трудно. Окна сушильни поднимались и опускались так же, как в оранжерее. Утром Корнелис ван Берле открыл их, а закрыть никто не додумался.

      Вся трудность заключалась в том, чтобы раздобыть достаточно высокую лестницу, двадцатифутовую вместо его двенадцатифутовой.

      Бокстель приметил на той же улице, где жил, дом, который ремонтировался. К стене этого дома была прислонена гигантская лестница. Такая как раз подойдет, если рабочие ее не унесли.

      Он со всех ног бросился к тому дому. Лестница стояла на месте.

      Бокстель взял ее и с огромным