Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник). Александр Дюма

луковички ладонью и спросил:

      – Кто там?

      – Сударь, – доложил лакей, – это посланец из Гааги.

      – Посланец из Гааги? Чего он хочет?

      – Это Кракэ, сударь.

      – Кракэ, доверенный слуга господина Яна де Витта? Хорошо, пусть подождет.

      – Я не могу ждать! – раздался голос из коридора.

      И в тот же миг Кракэ наперекор прозвучавшему приказу устремился в сушильню. Это почти насильственное вторжение так неслыханно противоречило укладу, принятому в доме Корнелиса ван Берле, что рука хозяина, прикрывающая луковицы, при виде вбегающего в сушильню Кракэ непроизвольно дернулась, отчего две драгоценные луковки из трех покатились одна под соседний стол, другая – в камин.

      – А, черт! – буркнул Корнелис, бросаясь в погоню за своими сокровищами. – Так в чем дело, Кракэ?

      – Вот в этом, сударь, – отвечал Кракэ, выкладывая лист бумаги на большой стол, где лежала последняя луковка. – В том, что вас просили прочесть это, не теряя ни одного мгновения.

      Тут Кракэ послышалось, что на улицах Дордрехта мало-помалу поднимается шум, похожий на тот, который он недавно слышал в Гааге, и малый без оглядки пустился наутек.

      – Ладно, ладно, любезный Кракэ, – пробормотал Корнелис, шаря под столом в поисках бесценной луковки. – Прочту я твою записку.

      Настигнув луковицу, он положил ее на ладонь и, внимательно осмотрев, сказал:

      – Хорошо! Одна, по крайней мере, целехонька. Чертов Кракэ, что на него нашло? Ворваться этаким манером в мою сушильню! Посмотрим теперь, что со второй.

      И, зажав в кулаке луковицу-беглянку, ван Берле направился к камину, встал на колени и принялся кончиками пальцев прощупывать пепел, к счастью, остывший.

      Вскоре он нащупал ее и удовлетворенно буркнул:

      – Ага, вот она, – вгляделся с почти отеческим вниманием и заключил:

      – Невредима, как и первая.

      В то мгновение, когда цветовод все еще на коленях разглядывал вторую луковицу, кто-то затряс дверь сушильни так грубо и так бесцеремонно ее распахнул, что Корнелис почувствовал, как его щеки загорелись, к ушам прихлынула жаркая волна – дурной советчик, именуемый гневом, нашел путь к его сердцу.

      – Это еще что такое? – возмутился он. – Кто-то здесь спятил, черт возьми?

      – Сударь, сударь! – закричал слуга, врываясь в сушильню с лицом, еще более бледным и перепуганным, чем недавно Кракэ.

      – Ну? – вопросил Корнелис, предчувствуя, что повторное нарушение всех правил не сулит добра.

      – Ах, сударь, бегите, бегите скорее! – выкрикнул слуга.

      – Бежать? Почему?

      – Сударь, дом полон стражников!

      – Чего им надо?

      – Они ищут вас.

      – Зачем?

      – Чтобы арестовать.

      – Арестовать? Меня?

      – Да, сударь, и с ними судья.

      – Что все это значит? – пробормотал ван Берле, сжимая в ладони свои две луковки и растерянно уставясь