Стоящие свыше. Самородок. Бранко Божич

и движения материальных тел, создатель теории электрических сил.

      Первая из книг посвящалась предельному исчислению, от метода исчерпывания восходившая к описанию материального движения. Войта думал, что не вспомнит и десятой доли того, что знал когда-то, и даже отложил книгу с мыслью, что пока это слишком сложно для мозгов, заржавевших на дожде и накрученных на мукомольный жернов. Заглянул в две другие книги: теорию электричества счел ненужной чудотворам, а книгу по общей теории энергетического поля нашел для себя слишком простой. Его манила книга по математике – как брошенный вызов.

      Да, сначала мозги скрипели и поворачивались с усилием, подобно жернову в пекарне. А потом Войта забыл, что может чего-то не помнить. Язык символов всегда давался ему лучше языка слов, в формальной записи он видел больше образов и смыслов, чем в пространных пояснениях: логические цепочки стройны тогда, когда коротки и однозначны. И… вообще-то Войта рядом не стоял с Глаголеном по уровню знаний… Во всяком случае, в математике.

      Лепа сообщил, что накрыл обед в столовой (и вроде бы даже заранее об этом предупреждал), но Войта так и не вышел к столу – каждую минуту собирался закончить и встать, но минута бежала за минутой до тех пор, пока Лепа не принес первое блюдо в кабинет (да-да, обед подразумевал перемену блюд!).

      Примерно то же произошло и с ужином.

      Удивительный механизм управлял лампой, Войта не сразу его заметил: по мере того как свечи сгорали и становились легче, груз на шарнире постепенно (!) поднимал их под абажур… Лепа менял свечи, будто подглядывал за ними в замочную скважину. Впрочем, Войта не удивился бы, если бы узнал, что слугу оповещает звонок, механически связанный с высотой противовеса.

      Он исчеркал стопку бумаги (плотной и белой, сделанной на заказ, с филигранным вензелем Глаголена), изломал с десяток перьев (руки отвыкли, огрубели), заляпал чернилами стол – и все потому, что некоторые выкладки старого мрачуна были ему непонятны. Оставить все как есть, принять доказательство на веру или спросить Глаголена он считал ниже своего достоинства – пришлось разбираться.

      Лепа, заходя менять свечи, зевал, жмурился и ежился, но как Войта иногда не замечал жену, так теперь не обращал внимания на слугу. Наверное, если бы лампа погасла, он бы задумался о том, почему это произошло, но она не гасла… Тусклый день давно сменился черной ночью, а потом в узком окне забрезжил следующий тусклый день – спать не хотелось, просто немного ело глаза.

      Появление лекаря стало для Войты досадной помехой: чтение книг такого рода требует предельной сосредоточенности, отвлечешься на минуту, потеряешь мысль – и нужно возвращаться назад на несколько страниц. За лекарем последовал завтрак, и по-хорошему надо было поспать, но, облачившись в ночную рубаху, Войта так и не лег – заглянул в книгу, чтобы уточнить не дававшее ему покоя утверждение, и снова принялся переводить именную бумагу Глаголена. Лепа принес ему теплый халат.

      Едрена мышь, это был прорыв. И в математике,