По лабиринту памяти. Ольга Трушкова

и приехал, что у ево, окромя Иван Иваныча, никого не осталось.

      Оне вас, молодых папаш, так и называют – новорожжанны.

      Твоя-то бабенка хоть и тяжёла была, да с Божьей и нашей помочью сама разрешилась. Дык опеть неладно – ты закуражилси. Дайте ему дитё, и всё! Тоже, поди, у Серафимыча очухалси? Вот и тебе баско, и ему не так худо. Все не один был.

      Санитарка встала, потрепала Петра по волосам и направилась к дверям.

      – Подождите, – подскочил Петр, – как вас зовут?

      – Марья Харитоновна я, – ответила добрая старушка.

      Всё, дочь назовем Марией, твердо решил Петр. Машей. А когда сын родится, будет Иваном. Второго назовем Серафимом, как Серафим Серафимыча. Только бы Аня согласилась.

      Аня согласилась.

      Когда через три года Петр привез Аню в тот же роддом, впрочем, другого-то и не было, и ждал появления на свет Ивана, он уже не бегал вокруг здания и не буянил, потому что усмирять его вызвали бы тех, «из 02 которые». Иван Иваныч умер. Не было и Марьи Харитоновны. Молодая санитарка в кокетливо повязанной косыночке сказала, что Марья Харитоновна то ли к дочке уехала, то ли умерла. Уточнять кокетливо повязанная косыночкой наотрез отказалась, потому что делать это она не нанималась, ей за это не плотют и, вообще, она не справочное бюро.

      Петр пошел ждать Ивана к Серафимычу. Без чекушки. Просто, чтоб не так одиноко было.

      А Иван не родился… Серафим тоже…

      Это было второе «ау» того ледяного купания.

      Глава 4

      Мария перевернула подушку, поохала, пристраивая удобнее свои больные ноги, и сделала ещё одну попытку заснуть. Увы, опять напрасную. Воспользовавшись этим, память снова повела её по своему лабиринту.

***

      В начальных классах она была почти изгоем. Разве могли не смеяться одноклассники с подачи Юлии Павловны, их первой учительницы, над Машиными вечно пачкающимися манжетами, её нелепыми тоненькими косичками-хвостиками и постоянными кляксами в тетрадях? Но особым предметом насмешек были теплые шаровары с начёсом, без которых в сибирские морозы просто не обойтись. У многих девочек имелись на этот сезон настоящие шерстяные рейтузы. Красивые! Но это было не всем по карману, да и достать такую роскошь можно было только по большому блату. Карман у Машиных родителей был тощий, а блата так и вовсе не было. Ни большого, ни маленького. От насмешек не спасало даже то, что училась девочка на «отлично».

      В тот день их принимали в октябрята. Непривычно притихшие мальчики в начищенных ботинках и отглаженных гимнастерках. Девочки в белых фартуках и с огромными бантами. Все ждали того торжественного момента, когда старшая пионервожатая прикрепит им на грудь звёздочку с портретом маленького Ленина, после чего они пойдут указанной им дорогой в светлое будущее уже не просто мальчиками и девочками, а внуками Великого Вождя.

      Маша тоже была в белом фартуке и с огромным бантом. Всё было хорошо.