По лабиринту памяти. Ольга Трушкова

деревенские новости. Биологичка, у которой недавно отелилась корова, делится с пожилой учительницей начальных классов своими переживаниями за телёнка – выживет ли? слабый он уж больно. Физик с директором школы вот уже третий день на всех переменах играют в шахматы и никак не доведут партию до конца. Маше кажется, что даже приезд самого министра не оторвёт их от шахматной доски.

      – И давно они увлекаются этим видом спорта? – спросила она у Людмилы Яковлевны, кивнув на шахматистов. Людмила Яковлевна была завучем и вела уроки литературы в старших классах.

      – Да лет двадцать, наверное, – ответила та, продолжая искать очки на заваленном всевозможными бумагами своём рабочем столе. – Ну, куда они, холера их побери, подевались?

      Очки были у неё на лбу. Как всегда.

      В общем, в школе всё было, как всегда.

      О комиссии, которая едет аж из самого Минска проверять, как работает её Маша, бабка узнала от вездесущей кумы Фаины. Самой-то бабке некогда по деревне бегать, новости собирать. У неё вон корова не сегодня-завтра отелиться должна, да и за Машей уход потребен. У кумы-то коровы нет. Квартирантки тоже.

      Теперь бабка поняла, почему Маша плохо ест и спит со своими журналами под головой.

      Надо идти к Яковлевне, решила бабка, она начальник в школе, она поможет бедному дитю, заслонит от напасти. А что любая комиссия – это напасть, бабка знает наверняка.

      Людмила Яковлевна готовила ужин, когда вошла Машина хозяйка.

      Поздоровались. И бабка сразу приступила к главному.

      – Неладное с моей жиличкой что-то творится, Яковлевна, ох, неладное, – запричитала она, удобнее усаживаясь на предложенную хозяйкой табуретку.

      – Что такое? – встревожилась Людмила Яковлевна.

      – Да не спит, не ест, исхудала вся, как былиночка.

      Бабка поднесла к глазам платочек, зорко наблюдая, достаточно ли прониклась её горем собеседница. Увидела в глазах той неподдельную тревогу и, удовлетворённая результатом, опять поднесла платочек к глазам.

      – Может, влюбилась наша Мария Петровна? – предположила Людмила Яковлевна.

      – Окстись! – вызверилась бабка, напрочь позабыв, что она собиралась давить на жалость доброй женщины. – Чего несёшь-то? Девка себя блюдёт, не шастает, как некоторые.

      Оскорблённая бабка поджала губы.

      Тут она допустила промах – кинула камень в огород хозяйки дома. Золовка Людмилы Яковлевны, сестра Григория, «принесла в подоле».

      Спохватившись, бабка опять поднесла платочек к глазам.

      – Всё с книгами она, всё с тетрадками. До любви ли ей, моей касатке? Комиссия тут какая-то едет к вам, боится она, сердечная, её, комиссию-то эту, будь она неладна. Ты бы уж, Яковлевна, как-нибудь заслонила её от этой напасти-то.

      Пронесло ли с золовкой-то? Навроде, пронесло, слава те, Господи! Бабка перевела дух.

      – Я тут яичек немного подсобрала. Тебе самой-то когда с хозяйством возиться?

      Засуетилась,