Интриган. Новый Петербург. Сергей Николаевич Чехин

саблю и с прищуром посмотрел на понурого тощего паренька на подлодке. – Меня всегда учили, что смерть лучше бесчестья. Даже если на кону жизнь единственного сына.

      – Значит…

      – Значит, я не достоин своих предков, – каленая сталь звякнула о палубу. – Ведь сын для меня дороже позора. Я сдаюсь, Гектор. Прости.

      Мысли судорожно завертелись в голове, и наученный горьким опытом разум выхватил из водоворота самое полезное и выстроил в логическую цепочку. Да уж, авантюра та еще, но какой разведчик не любит рисковать?

      – Подождите. Надо все тщательно обдумать.

      Мы вернулись на мостик и обговорили сдачу с глазу на глаз. После чего по личному приказу синий флаг на радиомачте заменили белым.

      Генрих подошел к фальшборту и крикнул:

      – Я сдаюсь! Но Гектор отправится со мной и заберет Альберта. Так я буду уверен, что ты не похитишь нас обоих.

      – Хорошо. Но больше никого.

      Мы сели в спасательную шлюпку, и матросы налегли на лебедку.

      Едва днище коснулось воды, я вставил весла в уключины и погреб к субмарине.

      Мог бы применить магию, но не стал лишний раз раздражать и без того напряженных янки.

      А так сидел к ним спиной, руки заняты, зрение ограничено – никакой, в общем, угрозы.

      Зато сам хребтом и затылком ощущал покалывание, а в душу вкрадывалось беспокойство.

      Оглянувшись, заметил, что гаубица внимательно наблюдает за нашим приближением, не сводя со шлюпки разукрашенного ствола.

      Адмирал корректировал курс покачиванием пальца. А в остальном недвижимо стоял на корме, сунув руки под мышки и неотрывно смотря на злейшего врага.

      – Там, на корабле, – неожиданно произнес Кросс-Ландау, – я думал, что справлюсь. Но чем ближе звезды и полосы, тем тяжелее груз на сердце. Боюсь, иного выхода все же нет. Простите.

      – Ген…

      Спутник выхватил кортик и вогнал себе в грудь по самую рукоять.

      – Папа! – легкий бриз пронзил отчаянный вопль, после чего грянул гром, от которого содрогнулась океанская гладь.

      Гаубица изрыгнула сноп огня, а за ним – ослепительный огненный шар.

      К счастью, Нимиц успел отвести орудие в сторону, и взрыв грянул в дюжине метрах левее.

      И все равно нас залило брызгами, а лодка чуть не опрокинулась, подпрыгнув на волне, как щепка.

      – Генрих!

      Я подскочил к адмиралу, но как-либо помочь не сумел. Да и никто бы не сумел – разве что только Бог. Острие пронзило сердце, и посреди белоснежного кителя расползалось багровое пятно.

      – Не двигаться! – с сильным акцентом крикнул американский матрос.

      – Я не знал! – заорал, медленно подняв ладони. – Не стреляйте!

      – На колени! – рявкнул Нимиц. – Руки за голову!

      Я подчинился – благо и так уже стоял на коленях.

      Субмарина подплыла к нам вплотную, и один из янки зацепил шлюпку кошкой.

      Честер меж тем сверлил меня таким взглядом, будто хотел прожечь насквозь.

      И он бы наверняка это сделал – силы имелись, но честь офицера не позволила