Две полоски для (бывшего) босса. Бетти Алая

постепенно из острой и режущей становится более мягкой. Но она словно проникает в меня на клеточном уровне.

      Это даже не боль. А мысли, разрывающие на части. Воспоминания. Горькая правда, от которой хочется выть волком. Но они правильны. Артур никогда меня не любил. Это был жестокий самообман, и я подвергла ему себя сама.

      Он мне ничего не обещал. Просто делал самой счастливой на свете. Папа говорил, что первая любовь редко заканчивается хорошо. Я не верила. И вот, мои первые любовные грабли. Больно, блин! Очень больно!

      Но я наконец-то открываю глаза и в них нет слёз. Будущее начинает маячить перед глазами. Ещё призрачное, но оно есть.

      Я встаю, делаю свой любимый завтрак – овсяные хлопья, молоко и кофе со сливками.

      Сажусь у окна и медленно ем. Смотрю на улицу. Пытаюсь прочувствовать хоть какое-то удовольствие от еды. Но от ее вкуса на меня накатывает внезапная тошнота. Бегу в туалет, опустошаю желудок. Ну конечно, я три недели почти ничего не ела.

      – Всё кончено, – шепчу себе, – он не придет и не позвонит. Но я справлюсь.

      У меня всё будет хорошо! Пока это лишь слабый внутренний голос. Ведь надежда всё еще шепчет, что Артур может одуматься.

      – Хватит! – допиваю кофе, – пора ехать в «Фон» и писать заявление на увольнение.

      В отражении зеркала я вижу полутруп. Тощая, под глазами синяки. Волосы торчат в разные стороны. Мда, видок идеален для фееричного увольнения. Ну ничего. Где моя не пропадала!

      Два часа привожу себя в порядок. Вроде нормально. Одежду бы не потерять по дороге. Ладно! Остался последний шаг!

      Как только ступаю за порог «Фона», меня ловит лучшая подруга Ася. Вся такая загорелая, веселая.

      – Кира! – верещит на весь офис, – ты выздоровела! И в отпуск свалила, мобилу вырубила! У меня для тебя есть подарочки!

      Она подхватывает меня под руку, пока мы поднимаемся на этаж. Молчу. Мне не хочется ни с кем разговаривать.

      – Боже! Ты так похудела! – спрашивает, – Вы с Артуром поссорились, что ли?

      Снова молчу. Не могу я слышать о нём. Нет сил. Я думала, справилась. Но упоминание Фонового напрочь рушит то хрупкое основание, которое я с таким трудом выстраивала.

      – Кира? – она заглядывает мне в глаза.

      Нет! Хватит! Я не хочу плакать! Но подбородок ходит ходуном. Боль снова рвется наружу.

      – Что случилось, дорогая? – обнимает меня.

      – Он меня бросил… – шепчу, – просто выкинул. Как вещь.

      – Кирочка… вот же сука этот гендир… – рычит Ася, – ты поэтому больничный брала? Почему не позвонила мне?

      – Ты отдыхала… – всхлипываю.

      – Пойдем в туалет, милая моя.

      Ася – моя единственная подруга в столице. Добрая и отзывчивая. Боевая девчонка. Она заталкивает меня в туалет.

      – Гандон… – продолжает ругаться, – чмо…

      – Не нужно! – восклицаю, – я сама виновата. Надумала того, чего не было.

      – Всё еще любишь его? – вздыхает подруга.

      – Это ничего не меняет. Ему не нужны мои чувства.

      – Короче! – она поправляет