Бронепароходы. Алексей Иванов

внимательно рассматривал Лялю: бывают женщины, у которых внутри – чёрт. А морячок елозит задом… Ему и девка нужна, и под пулями рисковать неохота.

      Маркин так и не принял никакого решения.

      – Вали с борта, – раздражённо сказал он Мамедову. – Без вас разберёмся.

      13

      Зимовками речники называли никак не оборудованные места на реке, где суда укрывались на зиму, не опасаясь, что весной их сметёт ледоходом. Стахеевская зимовка располагалась в тесной глухой протоке между берегом и песчаной косой, заросшей густым тальником. На мысу возвышалась тренога облупленного створного знака. Стахеев загнал в протоку семь разных барж, два буксира – считая и свой, и старый товарно-пассажирский пароход. Ржавые суда выглядели безотрадно, будто отощавшие коровы в истоптанном загоне.

      Лодка Вольки Вишневского скользила вдоль вешек, обозначающих узкий фарватер. Волька грёб распашными вёслами и оглядывался через плечо. На подмытом обрезном берегу виднелся окоп пулемётного гнезда, из которого торчал рубчатый ствол «виккерса». Стахеев держал фарватер под контролем.

      – Эй, не балуй! – крикнул Волька людям в окопе. – Я парламентёр!

      Он направил лодку к буксиру Стахеева. Лодка брякнула штевнем в борт.

      – Хватай фалинь! – скомандовал Волька матросам на буксире.

      Иннокентий Стахеев встретил посланника с «Межени» в рубке. Волька одобрительно оглядел туго застёгнутый студенческий мундир Стахеева с тёмно-синими петлицами и двумя рядами гербовых пуговиц.

      – Коммерц-инженер? – угадал он. – Из Алексеевского, да?

      Московский коммерческий институт носил имя цесаревича. Выпускник Стахеев был всего на пару лет старше простого солдата Вишневского.

      – К делу, – сухо распорядился Иннокентий.

      – Короче, братишка, нам нужны твои баржи. Комиссар Маркин передаёт тебе, что либо мы баржи забираем, либо твою мамку. Решай сам до вечера.

      Вольке нравилось быть бесстыжим. Это как-то по-революционному.

      Стахеев поправил форменную фуражку с синим околышем.

      – Я понял, – мёртво произнёс он. – Можешь идти.

      – Дай пожрать на дорожку, – попросил Волька и задорно подмигнул.

      Над сонной протокой, ивняком и тихими судами висело знойное марево. В мутной небесной голубизне проступало мятое жёлтое облако. Заложив руки за спину, Кеша Стахеев с высоты колёсного кожуха смотрел на пароходную стоянку и думал о маме. О доброй и ласковой маме, которая жила безмятежно в своей дачной уютной глуши с малиновым вареньем и розариями. Она верила, что все беды проплывут мимо, потому что она никому не причиняет зла.

      Вскоре Стахеев постучал в каюту Голдинга. Англичанин лежал на койке, задрав на стену длинные ноги, и читал старый журнал «Русское судоходство».

      – Господин Голдинг, у меня был переговорщик от большевиков. Они нашли маму в Святом Ключе и угрожают арестом, чтобы я покинул зимовку.

      – А вы? – Голдинг опустил журнал.

      – А я подчинюсь. – Стахеев отвернулся. – Вы должны меня понять.

      – Я