Бронепароходы. Алексей Иванов

в бинокль долго изучал створ.

      – Судя по мачтам за кустами на косе, этот Стахеев собрал штук восемь разных барж. Его буксир – там же: вижу торговый флаг компании на топе. А «Межень» караулит добычу возле выхода из акватории зимовки.

      Сбавив обороты, «Русло» медленно приближался к «Межени».

      Вскоре на «Межени» простучал пулемёт, и перед носом «Русла» взбурлила линия белых фонтанчиков. Красные приказывали остановиться.

      – Боятся нас, – усмехнулся Мамедов. – Подойду к ным на лодке.

      – Возьмёте с собой? – спросил Горецкий. – Мне любопытно.

      На кормовом якоре буксир медленно развернуло по течению. Матросы спустили на воду лёгкую лодку, закреплённую на шлюпбалке.

      Мамедов и Горецкий дружно гребли распашными вёслами и смотрели, как удаляется «Русло». Вода в Каме была тёмная, глиняная, и на лопастях вёсел отливала краснотой. А волжская вода, песчаная, всегда казалась жёлтой.

      – Думаете, Мамедов, большевики разрешат нам забрать нашу баржу?

      – Почему бы и нэт? У нас пройзводствэнное дэло. Болшевикам наша баржа нэ нужна. А вот Гольдингу – нужна.

      – По какой причине? – тотчас спросил Горецкий.

      – «Шелль» тоже добывает нэфт, а на барже – буровое оборудованье новэйшего образца.

      На борту «Межени» толпились разморённые зноем моряки в тельняшках и бескозырках. Мамедова и Горецкого вытащили из лодки и в первую очередь бесцеремонно обыскали, затем провели в полутёмный салон.

      Как волжанин, Роман не раз встречал на реке «царский пароход», однако бывать на борту ему не приходилось. Роман с интересом разглядывал салон – мебель, дорогую обивку переборок, занавеси на окнах. На оттоманке сидела с ногами красивая девушка. За столом расположился моряк с бородкой клином.

      – Кто таковы? – сурово произнёс он.

      – Я агэнт завода «Лудвиг Нобэл», а он, – Мамедов кивнул на Горецкого, – капьитан буксыра… Слюшай, друг, у нас промысел за Николо-Бэрозовкой. Вышка стоит, рабочие ждут, а баржа с оборудованьем пропала. Мы искали её. Баржу этот Стахэев, дурной человек, экспропрыыровал и на зимовку загнал.

      Стараясь смутить, Маркин сверлил Мамедова недоверчивым взглядом.

      – Чем докажешь?

      – Так баржей и докажу! Кому ещчё-то наши насосы и лэбёдки нужны?… А ты, я вижу, прыжал Стахэева, да? Ай, молодец моряк!

      Маркин был польщён, хотя вида не подал, – но Мамедов это понял.

      – Отдай мнэ баржу, дорогой, – проникновенно попросил он. – Эсли нэ вэришь – пойдём со мной до промысла, кланус, сам увыдишь, что нэ вру!

      Горецкий удивлялся преображению Мамедова из холодного и умного командира в какого-то льстивого торговца с восточного базара.

      – Стахеева ещё выкурить надобно, – поддавшись на уловку Мамедова, открылся Маркин. – Щенок-то огрызается.

      Мамедов выдвинул из-за стола стул и уселся как для дружеской беседы.

      – Уйми его, брат. Мнэ бэз баржи нэльзя возвращаться.

      Горецкий тоже осторожно опустился на диванчик у двери. Он наблюдал за девушкой.