Бронепароходы. Алексей Иванов

он, Николь. Хороший, но смешной.

      Беглая «Межень» стояла на двух якорях у Девятовской мельницы. Ляля внимательно рассматривала судно. Чёрный корпус, широкая дуга колёсного кожуха, белая надстройка с многооконной рубкой и чуть склонённой трубой. На носу – крамбол с якорем, на мачте – красный флаг, вместо буксирных арок – длинный пассажирский салон, за кормой – задранная шлюпка на шлюпбалке. Впрочем, угловатой лёгкости большого парохода Ляля не почувствовала.

      – Помню, как на «Межени» к нам Столыпин приплывал, – уважительно сказал Седельников. – Великая княгиня Елизавета Фёдоровна тоже…

      На борту парохода замелькали моряки – это команда заметила гостей.

      – Эй, на шканцах, прими швартов! – повелительно крикнул Маркин.

      Моряки на «Межени» посовещались, а потом подцепили лодку багром.

      На невысокий борт парохода первыми вскарабкались Волька и Утёмин. Маркин подсадил Лялю, влез сам и подал руку Ване Седельникову.

      По причине жары моряки на «Межени» были в одних тельняшках или голые до пояса, но все – в бескозырках с названиями балтийских кораблей. На загорелых телах угрюмо синели татуировки с якорями и штурвалами.

      – Сдай наганы, – надменно потребовал долговязый матрос, видно вожак.

      На переносице у него сидело непривычное для флотского пенсне, из-под бескозырки с лентой «Гангут» свешивались длинные, как у попа, волосы.

      – Это шиш вам, братишки, – весело ответил Волька. – А ты кто такой?

      – Я командир. Фамилия моя Рехович. Теперь вы назовитесь.

      Маркин, не желая ссориться, назвал всех своих спутников.

      – Баба! – внятно раздалось в толпе моряков.

      В кратком слове прозвучали сразу и приговор, и удовольствие.

      Моряки «Межени» заухмылялись.

      – Я вам не баба, – дерзко и спокойно ответила Ляля. – Для нормальных мужчин я товарищ женщина. А для вас – флаг-секретарь флотилии.

      Она сама ещё в Нижнем придумала себе такую должность.

      – И голосистая! – добавили в толпе с издёвкой.

      Ляля ожидала такого отношения. Она сразу почувствовала, что эти, на «Межени», трусят – а потому и напоказ глумятся над тем, кого считают слабее. Но она-то не слабее – она и сильнее, и храбрее.

      И подомнёт их под свою волю.

      – Айда в кубрик, – погасил раздор Маркин. – Потолкуем про ваш бунт.

      «Межень» не поднимала бунта, она просто сбежала. Бунт подняли левые эсеры. Ляля с Раскольниковым были на том съезде Советов в Большом театре, когда чекисты арестовали всю левоэсеровскую фракцию. В ответ на арест восстал Михаил Муравьёв, командующий Восточным фронтом. Он находился в Казани. На пароходах он отправил два полка в Симбирск. Сам главком и его матросская охрана загрузились на «Межень», прихватив кафешантанный оркестр и певичек. Но веселье длилось недолго. В Симбирске, объявив свою республику, Муравьёв сунулся в губернский исполком, в бывший кадетский корпус, а там большевики устроили ему засаду. Муравьёва застрелили. Быстро протрезвевшая «Межень»