Бронепароходы. Алексей Иванов

обнял Нерехтина:

      – Не трусь, дядя Ваня! Пойми: старый ты уже! Теперь наше время! Воля!

      Нерехтин раздражённо освободился от объятия.

      – Убьют кого, Гришка, – на твоих руках кровь!

      Высокие рубки и трубы пароходов в затоне окрасило мягким светом зари.

      16

      Катя проснулась от упругого толчка – это пароход стукнулся привальным брусом своего борта в кранцы пристани. Каюта была погружена в розовую и голубую утреннюю тень. Снаружи слышались голоса матросов и плеск воды. Из глубины парохода доносился тихий шум машины, работающей на малом ходу. Катя поднялась с постели и посмотрела в окно: «Фельдмаршал Суворов» причалил – но не к пристани, а к длинной, плоской и ржавой железной барже с большими люками, густо заляпанными мазутом, и цистерной-мерником.

      Катя умылась под краном с бронзовым барашком и расчесала волосы. Она не выспалась, однако чувствовала себя бодрее, чем ночью. Почистив одежду мокрой платяной щёткой, Катя направилась на прогулочную веранду.

      «Суворов» ещё не покинул затон – стоял у баржи на бункеровке, то есть закачивал топливо. Над баржей и лайнером зеленела на солнце заросшая ивами береговая круча. К мернику на барже от «Суворова» тянулась, провисая, толстая брезентовая труба. Сопела помпа, стучала вспомогательная машина-камерон. Суетились матросы в грязных рукавицах. За бункеровкой наблюдал первый помощник в тёмно-синем кителе и фуражке. Катя увидела, что к нему подошёл Костя Строльман, и сама тоже подошла поближе.

      – Илья Никитич, мне нужен матрос, – вежливо объяснял Костя. – Человек лежит в лазарете без сознания. Я ведь не донесу его один.

      – Извините, господин… э-э…

      – Константин Строльман, – подсказал Костя.

      – …господин Строльман, но сейчас обстоятельства исключительные, – так же вежливо ответил помощник. – Судно может отвалить в любой момент. Капитан не желает рисковать членами команды или ожидать опоздавших.

      – Уверяю вас, у меня вопрос жизни и смерти!

      Первый помощник молча коснулся двумя пальцами козырька фуражки.

      В такое яркое утро гибель отца показалась Кате ещё более невероятной, чем вчера. Катя не соглашалась с ней, Кате хотелось противоречить всему.

      – Я помогу вам, Костя, – заявила она. – Не беспокойтесь, я сильная!

      – Не советую, барышня, – предостерёг её первый помощник. – Впрочем, как вам угодно. За минуту до отвала мы дадим гудок. Поторапливайтесь.

      С парохода Катя и Костя перебрались на баржу, с баржи – на пирс, потом на берег. На верхотуру вела деревянная лестница.

      – Нести обратно придётся по съезду, – предупредил Костя. – Это дольше.

      – И кто же ваш таинственный больной? – полюбопытствовала Катя.

      – Не больной, а раненый, – нехотя сказал Костя. – Я не вправе открыться, Катерина Дмитриевна, однако не могу утаить, что его и спасал ваш отец.

      – Отец?! – обомлела Катя. – Он ничего мне не говорил!

      – Я не вправе судить о ваших взаимоотношениях.