Рыцарь-разбойник. Борис Конофальский

дерева, вся во флагах, вся в драпировках. И те драпировки все в цветах рода Мален да в гербах их. Тут и гербы графа, и гербы самого герцога, их не меньше. Да видно, богат граф. Одной материи сколько потратил и дерева на арену немерено ушло. Волков даже считать не стал. Ему самому хорошее дерево было нужно: в его-то земле леса совсем не было.

      Трубы зазвенели, и снова до кавалера донесся шум большой толпы.

      И тут два всадника, что у дороги сидели в седлах да болтали непринужденно, увидали Волкова и его людей и поехали к нему. Оба, опять же, оба в цветах графа.

      – Господин, ваши ли это добрые люди, те, что следуют за вами?

      – Мои, – сказал Волков. – А кто вы, господа?

      – Мы помощники распорядителя турнира. И просим вас и ваших людей стать на том поле. – Одни из верховых указал рукой на свободный участок вытоптанного поля. – И ждать распоряжений. А мы сейчас же доложим о вас графу и распорядителю. Как о вас сказать?

      – Скажите, что прибыл Эшбахт со своими людьми. Граф просил меня привести своих людей.

      – Да-да, на турнир прибыл сам первый маршал, он уже тут, сразу после турнира начнется смотр.

      Они откланялись, а Волков указал ехавшему за ним Брюнхвальду, куда тому направлять своих людей на постой:

      – Туда, Карл, вон наше место.

      За людьми Брюнхвальда шли и все остальные, туда же сворачивали и обозные телеги. И телега, в которой ехала Брунхильда. И она была не рада, что ее везут не в замок, а на пыльное поле, на котором лошади съели уже всю траву. Для любого военного лагеря это было обычным делом. Каждый офицер знал то место, которое ему и его отряду отводят командиры. Командирам лучше знать, где кому ставить палатки. Но вот красавица об этих военных правилах знать ничего не хотела.

      – Господин мой! – кричала она Волкову с явным раздражением. – Отчего же мне не в замок ехать, а на пыль эту? Словно я баба деревенская, что на ярмарку тетка привезла. Я в замок хочу, меня граф ждет.

      – Нет графа в замке, не ждет он вас, – так же с раздражением отвечал кавалер, – на ристалище он, поединки наблюдает, а после будет смотреть местное рыцарство вместе с маршалом, так что пока тут со мной посидите.

      – В пылище этой?! – с еще большим раздражением кричала ему красавица.

      – В пылище этой! – так же зло говорил он.

      – Я уж лучше в замок поеду, там подожду, – не сдавалась Брунхильда.

      – Будьте тут! – заорал он так, что соседи по полю, кажется, услыхали.

      Зла на эту упрямую бабу у него иногда не хватало. Своевольна и упряма неимоверно.

      Поехала она, конечно, туда, куда он хотел, но при том лицо корчила:

      – Спасибо вам, братец, как раз я кружево крахмалила под пыль такую.

      И все это перед людьми, перед солдатами и слугами. Она просто унижала его своей дерзостью, никто не осмеливался так говорить с ним, кроме этой спесивой и своенравной бабенки. И ладно бы была из старой какой фамилии, из рода, чьи предки Гроб Господень освобождали, а то ведь из харчевни, из хлева выползла и осмеливается ему дерзить при всех.

      Он