Театр Богов. Цветы для Персефоны. Елена Соколова

От кольца начиналась цепь, массивная, со звеньями размером с голову Персефоны. Другим концом она крепилась к чудовищной величины ошейнику, который валялся на земле, около ног девушки. Здесь же, у ног, лежал и самый огромный из всех псов, которых когда-либо видела Персефона. У него были три головы, жесткая шерсть и светящиеся красным глаза; огромные лапы заканчивалась черными когтями невероятного размера. Гибкие змеиные тела покачивались над тремя его загривками в настороженных позах, тонкие, раздвоенные языки мелькали, ощупывая окружающее пространство.

      Ладонь незнакомки касалась одной из его голов, жестом повелительным, но и бережным одновременно. Змеи не обращали на неё никакого внимания, впрочем, как и она – на них.

      – Спокойно, малыш. – Незнакомка похлопала пса по голове и повернулась к Персефоне. – Не бойся. Он не тронет тебя.

      – Откуда ты знаешь?

      – Кербер не трогает таких, как ты. Он опасен лишь для тех, кто хочет покинуть Тартар без ведома владыки. И ещё для живых, идущих без дела и разрешения, для тех, кому просто любопытно взглянуть, что здесь и как.

      – Думаю, я принадлежу ко вторым. Я живая и брожу тут без спроса, хотя мне совершенно нечего здесь делать.

      – Ты заблуждаешься. Или просто играешь словами. Взгляни на Кербера.

      – А что с ним?

      – Он смеется над тобой.

      – Это нечестно.

      – Нечестно, что ты обманываешь – и себя, и нас. Но мы не пострадаем от этого, а вот ты – можешь.

      – Нет смысла пугать меня, я и так чувствую себя хуже некуда: пленница в руках Черного Владыки, в мире страха и теней, в мире, где только камни, пыль, и огонь.

      Она повела рукой, обрисовывая круг, обида и гнев нарастали, сжимая горло, слезы начинали щипать глаза. Голос сорвался в крик. Это была уже почти истерика.

      – Как разбойник, силой увез, украл у матери…. бросил в каменном мешке, без еды, без воды…. а теперь он, видите ли, занят делами и даже не интересуется где я и что со мной!

      Кербер громко зарычал на неё. Персефона отпрянула, споткнулась, и села на землю, не удержавшись на ногах. Черная девушка обняла пса за одну из шей.

      – Тихо, милый. В ней говорит страх. Ты должен её понять.

      В мысли ворвался чужой голос. Он был похож на детский – высокий, ломкий, звенящий от возмущения:

      «Ты клевещешь на моего хозяина, сребровласка. Но я прощаю тебя и не причиню зла. Ты напугана и разобижена. Ты имеешь право сердиться».

      Перси зажмурилась и прижала ладони к голове в попытке укрыться от вторжения.

      Чья-то рука легла ей на плечо. Она с криком вскочила. Черная тонкая фигура стояла рядом, огромные глаза на бледном, удлиненном лице прожигали насквозь:

      – Незнакомка, я вижу, ты гостья здесь. И ты совсем не знаешь хозяина этих мест. Он щедр и великодушен. Он суров, это – да, но в Царстве Мертвых нельзя иначе. Здесь подводят итог – словам, желаниям, и делам.