Туркестанский крест. Николай Федорченко

флота. Прошлым летом Максим завалил вступительные экзамены в институт стран Азии и Африки при МГУ, и вооружённые силы Советского Союза распахнули перед ним свои двери. На службу Кольченко не рвался; он и так всю свою недолгую жизнь провёл в армии, среди солдат, среди оружия и боевой техники. Отец – кадровый офицер, полковник. Мать – филолог. Он был типичным гарнизонным ребёнком. За его спиной – две группы войск и пять военных округов, от Германии до южного Казахстана, семь сменённых школ и полгода работы на стройке монтажником. Срочная служба его не пугала. Долг родине Максим собирался отдавать либо в морской пехоте, либо в ВДВ. А учёба никуда от него не денется. Кольченко был уверен, что, отслужив, поступит в свой институт вне конкурса.

      Тот день был по-летнему тёплым. В сквере у кинотеатра уже распустились первые бутоны алых и белых роз, в городском саду полыхала сирень, а под стволами черёмух белоснежными коврами стелились россыпи опавших лепестков. Воробьи, раздуваясь от важности, чирикали во всё горло, а в прозрачно-голубом небе, кувыркаясь, кружили голуби. На казачьем рынке, через который пролегал путь Максима, в это время дня было немноголюдно.

      Гроза налетела стремительно, как песчаная буря в казахской степи. Свинцовые тучи огромными шарами накатывались на разомлевший город со скоростью курьерского поезда. Резко потемнело. Яростный порыв ветра поднял в небо облако пыли и закружил в мелких смерчах обрывки бумаги, прошлогоднюю листву, опавший цвет черёмух, фантики от конфет…

      Зигзаг молнии, сверкнувший одновременно с оглушительным раскатом грома, расколол мрак неба. Электрический разряд с треском ударил в крышу эстрады танцплощадки, метрах в пятидесяти от спешащего домой Максима, и безо всякой моросящей прелюдии, хлынул ливень. Нет, не ливень… Настоящий водопад! Прохожие бросились под навесы торговых рядов, спасаясь от не на шутку разгулявшейся стихии. Стоя среди людей, укрывшихся от падающей с небес воды, Кольченко во все глаза смотрел на проделки разбушевавшейся природы. Мысленно чертыхнувшись, он подумал, что если бы целую минуту не любовался розами, словно сентиментальная гимназистка, то мог бы лицезреть всё это из окон уютной квартиры, да видно, не судьба.

      Падение с небес воды длилось недолго и прекратилось так же внезапно, как и началось. Чёрные, похудевшие тучи, стремительно удолялись на восток, поблёскивая вспышками молний. Канонада отступающей грозы становилась всё тише и тише, пока, наконец, не смолкла совсем. Над притихшим городом вспыхнула гигантская радуга немыслимо яркой расцветки. В густом воздухе смешались, как краски на палитре художника, и горько-терпкий аромат весенней земли, очнувшейся после зимней спячки, и запах только что распустившихся роз, и благоухание пробудившейся сирени. К птичьему гомону, вновь повисшему над рынком, прибавились звонкие голоса цыганят, пускавших кораблики из скорлупок грецких орехов по потокам воды. В умытом небе сияло солнце, заставляя переливаться перламутром светящиеся изнутри полоски радуги, вонзившейся краями в противоположные берега Хопра.

      Максим,