Эуштинская осень. Наталья Тюнина

невозможно сразу передать письмо Его Императорскому Величеству, оно должно последовательно подняться наверх, – он сделал движение ладонью. – Возможно, для вас это окажется к лучшему, пройдёт какое-то время после казни.

      Пол будто бы вылетел у Саши из-под ног.

      – Какой казни? – выдавил из себя он. – Я ничего не знаю.

      – Ох, – на добродушном лице губернатора появилась озабоченность, – вы сядьте, сядьте. Может, воды?

      Пушкин отрицательно качнул головой.

      – Кого? – хрипло спросил он. – Это же не секретные сведения?

      – Нет, конечно, нет. Просто до нас новости долго идут. Уже шесть дней тому. Пестель, Каховский, Муравьёв-Апостол, Бестужев-Рюмин и Рылеев – повешены. Остальные – в Сибирь.

      Пушкин чуть слышно выругался и до крови прикусил себе губу. Внутри всё кипело и требовало выхода. Приговор суда был предсказуем, но при этом казался совершенно невозможным.

      Адеркас прикрыл уши руками:

      – Учтите, любезный, я ничего не слышал. Сочувствие мятежникам карается нынче не мягче, чем само участие в заговоре. Держите себя в руках.

      – Александр!

      Пушкин открыл глаза. И тут же закрыл, реагируя на невыносимо яркий свет.

      – Барин, проснитесь!

      Саша заслонился рукой и осторожно выглянул наружу. Перед взором его всё расплывалось, в горле саднило, при этом ужасно мутило и хотелось пить. «Вот стыдоба-то, – подумал он. – Словно братец Лёвушка». От этой мысли стало ещё хуже. Пушкин прокашлялся и хрипло спросил:

      – Ч-кхх-то случилось?

      Одна из размытых фигур у постели пошевелилась и сказала голосом Вульфа:

      – Эллины бы сказали, что ты сожительствовал с Дионисом.

      Пушкин окончательно отнял руку от лица и вытаращил глаза. Кучер кхекнул и смущённо пояснил:

      – Запил ты, барин.

      Рука его протянула Саше кружку с водою, которая тут же была выхлебана до дна. В глазах прояснилось. Память тем не менее молчала. Впрочем, бледный вид и помятое лицо Вульфа намекали, что пили они явно вместе.

      – Сколько я… кхм… сколько я пил?

      – Дней пять, – ответствовал Алексей.

      Жаркая волна стыда заставила Александра покраснеть. Он вспомнил всё – и вспышку ярости у Адеркаса… и бессвязные беспомощные проклятия в адрес Императора… и первый штоф водки в компании Вульфа. Следующие дни напоминали калейдоскоп ярких пятен. Скосив глаза в пол, он спросил:

      – И как это было?

      – Невероятно! – ответствовал Вульф. – Печёнка у тебя всё ещё крепче моей. Языков вон не выдержал, сбежал в Дерпт. На самом деле, это я его отправил, – понизив голос, признался Алексей. – Уж больно недозволенные речи ты вёл спьяну.

      Они помолчали.

      – Поехали домой, – сказал Пушкин.

      – Прямо сейчас? – удивился Вульф.

      – А почему бы и нет? Какой день на дворе?

      – Вечер, – поправил его Алексей. – Двадцать четвёртое июля.

      – Ого, – наконец подсчитал Саша. – Тем более едем. Утром будем дома.

      Солнце