Мы не поём на хинди. Алёна Стимитс

золотыми колоннами. Восточный декор, вазы неимоверной величины. Пишу и понимаю, что то были вовсе и не вазы, а как раз те самые горшки – символ процветания и благополучия.

      В «Калаче» прекрасным казалось все! Все, кроме еды. Мы возненавидели этот ресторан уже на второй день нашего пребывания в Калькутте. Обычно здесь стояло много серебряных подносов с яствами, и каждый божий день мы тоскливо обходили их по кругу.

      После нашего краткого знакомства с многообразием индийских блюд нами были признаны в качестве съедобных только рис и хлеб. Аппетитные на вид овощи при попадании в рот превращались в огненную смесь. А поскольку улыбчивые официанты стали игнорировать наше присутствие уже на третий день, мы подолгу сидели за столом без воды, и неосторожное обращение с каким-нибудь внешне безобидным продуктом могло иметь весьма плачевные последствия как для ротовой полости, так и для желудка.

      Альтернативы практически не имелось. Европейская палитра была представлена крайне скудно: макароны, почему-то всегда зеленого цвета, и курица, вовсю больная гриппом. Мама Маши предупреждала: «курицу не есть!», и потому мы сразу шарахнулись в сторону. Лежала еще какая-то костлявая речная рыба, наверняка тоже чем-нибудь больная, если принять во внимание антисанитарию местных рек.

      Ну и заодно про десерты. Своей убогостью они вызывали слезы. В большом чане постоянно плавали шарики, с виду напоминающие картошку. На вкус – приторно-сладкие. Рядом лежали куски асбеста. Их мы как-то раз по неосторожности попробовали. Такое ощущение, что жуешь пластилин. По соседству ютились пирожные небесно-голубого цвета. Они даже внешне вызывали неосознанный страх отравиться химикалиями. Еще было нечто с кусочками прилипшей сверху фольги, которая не извлекалась изнутри никакими столовыми приборами. Завершали перечень десертов безвкусные водянистые фрукты непонятного вида. Мы отвергли все.

      И если к остроте местных блюд мы со временем притерпелись, то к пугающей регулярности и неизменности меню, напрочь лишенного каких-либо новаторских идей, мы привыкнуть никак не могли. Подходя к большим блестящим емкостям и даже не открывая крышек, мы безошибочно угадывали содержимое. А потом каждый раз испытывали безмерное разочарование, ведь втайне надеялись увидеть что-нибудь другое.

      В тот первый вечер, когда мы еще радостно бежали к серебряным крышкам, в ресторане «Калач» звучала живая музыка в исполнении индийского клавишника. Он пел заунывно – подвывал и причитал. Зато очень хорошо жестикулировал руками: одной брал аккорд, а другую в это время возносил к небу. И так по очереди.

      – Надо же, как искренне у него получается! – восхитилась я. – Никакой наигранности. Не то что у нас!

      – Мы в сто раз лучше, – возразила Маша.

      Может, оно и так. Время покажет.

      Глава 5. Мы не поём на хинди

      На следующий день нас ждало первое выступление в баре, и все сразу пошло наперекосяк. В России мы с Машей работали отдельно друг от друга,