Осенняя песня. Поэтические переводы. Ирина Иванова

ты завлёк её? Тот звук звучит,

      словно в темницу заточили ветер.

      Судьба сильна, ещё сильней кричит

      та песня, что тоской рыдает в клети.

      Дай тишину ей, чтоб она могла

      домой вернуться тихо, без усилий,

      туда, где возрождалась, где жила,

      где для игры копила свои силы.

      Уже она готовится взлететь,

      расправив свои крылья для полёта,

      мечтатель, не мешай ей, ради бога,

      даруй ей долгожданную свободу,

      где бы легко смогла она запеть.

      Сонеты к Орфею. Сонет ХХ

      Тебе, о Боже, что  могу сказать,

      тому, кто слух всем существам дал в уши? —

      Глаза закрою, вспомнится опять:

      весна, Россия, поздний вечер, лошадь…

      Примчался из села тот белый конь,

       кол деревянный сзади волоча,

      мечтая на лугу гулять всю ночь,

      кудрявой гривою на шее шевеля.

      От изобилия он, одурев,

      скакал галопом, грубо тормозя.

      И кровь кипела в жилах, как напев!

      Он слушал песню, что его вела.

      И я подумал, что тот конь в ночи —

      частица, Бог, твоей большой души.

      Воспоминание

      Ты ждёшь всё, ожидая лишь одно,

      когда жизнь возрастёт, как бесконечность,

      чтобы постичь её уродство, мощь её,

      чтобы на камне разглядеть своё

      то отражение, что смотрит в вечность.

      На книжных полках видятся тома

      то в золотом, то в сумеречном свете;

      ты думаешь о странах, где весна

      сошла, как будто только с полотна,

      о женщине, что потерял ты, встретив.

      И понимаешь вдруг ты: было всё,

      что больше никогда не повторится.

      Годам прошедшим смотришь ты в лицо,

      где скрыт и страх, и образ, и молитва.

      «Сосед мой Бог, когда тебя в ночи…»

      Сосед мой Бог, когда тебя в ночи

      тревожу много раз я долгим стуком,

      то это значит, я не слышу звуков

      дыханья твоего и знаю, ты – один.

      И если рядом никого, а что-то нужно,

      еду попробовать на вкус, воды подать,

      услышу я всегда. Ты дай мне знать.

      Я близко буду.

      Лишь тонкая стена по случаю меж нами,

      могло быть так: зов мой, а может, твой

      звучит из наших уст порой,

      и рушится она без грохота, как тайна,

      без лишней суеты, придуманных секретов,

      построенная из твоих портретов.

      Стоят портреты пред тобой, как имена.

      И если раз во мне зажжётся свет,

      он осветит священный твой портрет,

      и встрепенётся в глубине моя душа.

      Как чувства, что слабеют ото дня

      без родины и там, где тебя нет.

      «Его забота нам внушает страх…»

      Его забота нам внушает страх,

      а голос его, словно мёртвый камень, —

      с охотой мы словам его внимаем,

      не уловив в них главного никак.

      Большая