Таёжные были. Виктор Зубарев

утянув за собой и Азу. Мы с Мишей ждали в напряжении, в надежде услышать голос собак. Они не заставили себя долго ждать: через десять минут услышали звучный басовитый голос Загри и хриплый, едва слышимый – Азы. Мы подхватились бегом в гору. Пули были припасены на крайний случай. Начальник участка дал добро на добычу этих рогатых и обещал обеспечить лицензиями. Но не добежали до «заветной мечты любого хозяина», когда его собака остановит крупного зверя. Наши собаки уже возвращались, не сумев по неопытности удержать сохатого.

      Мы бродили по тайге, упиваясь свободой, ограниченной разве что рамками собственных физических возможностей, наслаждаясь красотой алтайской тайги, поглощая всё новое и новое пространство этой неизвестной ещё земли. И радовало, что никто нам не мешает, что правильно мы поступили, согласившись на самостоятельную практику. Не было слышно чужих выстрелов, не было видно и чужих человеческих следов.

      На третий день мы решили пойти по первоначальному маршруту, но углубиться дальше и выйти на круг к зимовью уже новым следом.

      Погода стояла пока относительно тёплая, без заморозков, и недавно выпавший первый снежок местами утратил свою белизну и вновь приоткрыл бурую травку и жухлую листву. Следы уже трудно было отличить по свежести, но ещё неплохо просматривались на подтаявшем снегу.

      Пройдя всего около километра от избушки, неожиданно наткнулись на следы, похожие на следы охотника, обутого в местные алтайские ичиги из самодельно выделанной лосиной кожи, но без подошвы.

      – Вот тебе и свободный участок! – с разочарованием в голосе проговорил я. – Только вчера радовались, что никто не ходит, не мешает. А тут, посмотри, в такую даль кто-то забрался. Наверное, браконьер какой-нибудь. А, Миш? Как думаешь? Похоже, из коренных.

      – Ну что же, им тоже надо охотиться. Они у себя дома. Ермолин говорил, что вон за тем перевалом, километрах в двадцати отсюда, посёлок есть. Почти одни коренные алтайцы живут. Наверное, оттуда пришёл – для них это не расстояние, – рассудил Миша.

      На этом и успокоились, пошли дальше. Возвращались не так уж и поздно, часа два до сумерек ещё. Выходили к избушке с востока, почти в полутора километрах от утренних следов. Но и тут мы наткнулись на эти же странные следы.

      – Вот чёрт! Натоптал вокруг. Что ему тут надо? Что-то вокруг нашего зимовья крутит? Как-то странно, вовсе он не похож на добродушных алтайцев, – рассуждали мы. – Надо по следам пройти, пока видно.

      – Смотри, Миш, собаки что-то хвосты прижали и осторожно идут по следу, нюхаются. К чужому человеку что ли так относятся, – в недоумении проговорил я, поёжившись. Как-то неуютно мне стало. – Что же это за ерунда?

      – Снежный человек это прошёл, дружище, – развеселился от мелькнувшей догадки Миша, – вот собаки и трусят. Я читал, на Алтае экспедиция работала по поиску снежного человека. Якобы следы тоже видели, – уже серьёзнее проговорил напарник, начиная верить в собственную фантазию.

      – Миша,