Таёжные были. Виктор Зубарев

шёл строго на звук, издаваемый манком?

      Меня слегка лихорадило от избытка эмоций. И это при том, что я был в стороне от непосредственного места события и не видел деталей произошедшего. Но воображение на грани реальности дополняло упущенный недостаток, и мне представлялось, что этим охотником был я. Ещё будучи подростком, до службы, мне несколько раз удалось испытать счастливое чувство удачного выстрела. Но то было, скорее всего, по-детски наивное чувство победы над собой, что смог, сам научился и так далее. Азарта зрелого не испытывал. А в этот момент, несмотря на то, что зверь был добыт не мною, я впервые испытал настоящую страсть охотника, радость от такой удачной охоты. Уверен, что повлиял на меня и таёжный дух, и зверь внушительный, ранее мне не знакомый. И вообще, всё необычное, что связывало с этой охотой. Наверное, без этого переживания любой начинающий охотник не может состояться как охотник настоящий. И это не была алчность и ликование над добычей ради добычи, ради мяса, – об этом я вообще не думал. Это было какое-то необъяснимое чувство…

      Уже глубокой ночью мы вернулись в свой лагерь. Молча, без лишней суеты и шума наскоро перекусили и улеглись спать. Какое-то время я лежал, устремив взор в ночное небо, пытаясь отыскать хоть одну звёздочку, но тучи плотно завесили небесный экран. Меня унесло куда-то вдаль, в размышления: я пытался осознать суть охоты. А возможно, я искал оправдания и своего, и всего охотничьего братства в том, что мы вторгаемся в природу и отнимаем у неё её же обитателей. Откуда вообще берётся эта страсть охотничья? Может быть, она передалась нам от наших предков, которые благодаря охоте и рыболовству выживали. Тогда можно сказать, что это сама природа наделяет тех или иных людей определёнными наклонностями, способностями, страстями: кому рыбаком быть, кому охотником, а кому – и тем, и другим (если не касаться других человеческих интересов и сфер деятельности). И это не что иное, как зов природы. Воспротивиться ему – значит пойти против природы. Может быть, каждому, кто услышал этот зов, самой природой дано моральное право заниматься охотой? А охота – это добыча, разными способами, но добыча. Тем, кому суждено стать охотником, наверное, должен пройти через это. Если мечтатель, решивший за компанию стать охотником, вдруг испугался крови или просто пожалел убитое животное, он уже не пересилит себя и тихо забудет о своей мечте. Это не его стезя… Но охотник – это не варвар и не убийца, он просто добытчик. Разве можно назвать таковыми Илью или Тимофея Силыча? А я? А друг мой, Володя? Мы же не варвары. А потом, сколько писателей, которых мне посчастливилось узнать по их рассказам и повестям об охоте, были охотниками! Но писали в своих произведениях больше о людях, о природе, о животных и птицах, но не преподносили охоту как убийство. На первом месте были эмоции и чувства. Да ведь я уже знал немало и таких охотников, для которых добыча вообще не важна. Это были просто охотники-романтики. Для них достаточно было просто побыть на природе, попить у костра чая в компании себе подобных, достаточно послушать работу собак и без выстрела вернуться отдохнувшим