Память so true. Борис Кутенков

разъяли),

      без – до звоночка – нежности заплечной;

      ты – с молодым, я – с постаревшим сердцем, —

      в единый дом – с часами за стеной.

      «распростёр в познанье ночной шатёр…»

      Ты тёмная личность…

Денис Новиков

      распростёр в познанье ночной шатёр —

      только, мой доверчивый, и видали;

      а внизу алмазы, неробкий хор,

      ограняясь, оду поёт детали:

      ясен-ясен белый себе отцу,

      чёрен чёрный, как ты ни пестуй сына;

      будь блажен, огонь моему лицу,

      человека тёмная половина,

      что небывшим акмэ идёт-гудёт,

      точит зуб на скрывшееся в минуте:

      озаренья блик между всех тенёт,

      невеличка-спичка придонной жути:

      осветила, спела из белой мглы —

      зэцкий рот в коронках, всем лыбам лыба;

      не хочу в дневные Твои углы,

      дай усмешку дна – и за то спасибо:

      за вагон необщий, ограду рта

      с неалмазным запахом перегара;

      отправное чёртово «никогда» —

      перелезший дух, заполярье дара.

      «это было воронежем, блажью, ножом…»

      Светлой памяти Юлии Началовой

      это было воронежем, блажью, ножом,

      было связью времён – разливным, проливным,

      женских слов лобовых первопутком;

      а теперь отстающий – торопится в дом,

      и не ставшее дымом – торопится в дым;

      не так громко, беда, хоть минутку,

      дай тебя разглядеть в этой бездне имён,

      дай бессхемно ощупать, что разум не вем

      в оливьешном стыде говорливом,

      где небывшего детства смеркается фон

      и с экрана звучит, и становится всем:

      то ли смертному ветер с разлива,

      то ли в уши попса, то ли ангел в глаза,

      то ли папину дочку ведут в небеса

      по аллее кривой полузвёздной,

      то ли девочка морщится в свет голубой,

      полдетдома на завтрак ведя за собой,

      словно миша – страну в девяностый;

      то ли век перед смертью пропел о любви

      (со слезами – блондинистой чистой любви);

      щёлкнешь пультом – ни века, ни девочки нет,

      только лёгкая ранка на теле:

      ночь. аптека. подлёдная рябь эмтиви.

      и нетварный фонарь, подменяющий свет,

      нам горит – молодым и артельным.

      «через два на оставленном снова цветы и трава…»

      …в мерзкий мрак в отвратительный хаос

Лев Лосев

      через два на оставленном снова цветы и трава

      то что было – в огне

      то что стало – в окрасе военном

      и становятся большим не звуком не смыслом слова

      а гудящим и к Богу жужжащим двоеньем

      никогда не со мной наравне

      где Ты был опустивший на миг в поучительный мрак

      чьи ладони поил в этот час отчуждённо и чисто

      а спасала не вера в Тебя и не друг и не враг

      только ждущих имейлы и ровные стопы бумаг

      мелким бисером аккуратиста

      никогда