Царства смерти. Кристофер Руоккио

дал мне очередное невыполнимое задание? Несомненно, Имперский совет осознавал, что такая вероятность есть. Мы тысячелетиями не позволяли лотрианцам расширять территорию за счет рукава Персея. Даже наше последнее вооруженное столкновение случилось из-за этих территорий.

      – Право поселения… – покачал я головой. – Мне нужно будет посоветоваться с имперским руководством. – (Если бы меня в самом деле назначили ауктором, я был бы вправе согласиться сразу же.) – На это потребуется время. Пока мы можем обсудить другие детали договора.

      – Исключительно на гипотетической основе, – добавил Тор Варро, мастер точных формулировок.

      – Человек требует голоса, – произнес еще один человек.

      Все повернулись к говорящему.

      Девятый председатель поднял руку, выставив вверх палец. Учитывая, что до этого он трижды высказывался против предоставления слова коллегам, я удивился, что ему хватило наглости требовать слова самому. Но несколько рук – его приспешников – тут же взметнулись вверх, а следом еще больше.

      Руки подняли все.

      Я плохо разбирался во внутреннем устройстве политики конклава и поэтому не знал, как это оценивать.

      – Тридцать четыре, – хрипло произнес Первый председатель, – против нуля. Голос предоставляется.

      Девятый председатель даже не потрудился встать. Он откинулся на гранитную, похожую на памятник спинку кресла, как император, в надменности и горделивости не уступая оставшемуся стоять Семнадцатому председателю.

      – Почему соларианский император прислал сюда именно этого человека? Адриан Марло хорошо известен. Этот делегат – воин, а не дипломат. Почему Красный император отправил на Падмурак воина?

      – Потому что каждый должен служить на благо других в меру своих способностей, – колко ответил я, впервые заговорив на чистом лотрианском.

      – Замечательно! – захлопал в ладоши Девятый председатель. – И весьма верно подмечено. Но вопрос остался без ответа. Почему именно этот делегат?

      Лотрианская традиция непрямых обращений – с целью стереть любую идентичность, за исключением сугубо функциональной, – постепенно начинала меня раздражать. Пусть у лотрианских сервов формально не было хозяев, но в Империи даже у рабов были имена. Меня уже тошнило от лотрианского коллективизма, но я стиснул зубы и не позволил раздражению выйти наружу, выдохнув через нос и вспомнив стоические афоризмы Гибсона. Я чувствовал, что от моего ответа зависит многое, хотя и не знал почему. Несколько секунд посмотрев в глаза Девятому председателю, я перевел взгляд на других: престарелого Первого председателя, статного Семнадцатого. Множество почти безликих людей, одетых в серое, словно коллегия колдунов, поднялись над Великим конклавом, направив на меня микрофоны и голографы.

      – Я знаю сьельсинов, – ответил я и для убедительности повторил это на языке Содружества, осторожно обращаясь с неуклюжими лотрианскими конструкциями. – Din konraad vedajim Rugyeh.

      «Человек знает чужих».

      – Во всей