Царства смерти. Кристофер Руоккио

а? – ткнул в меня пальцем Паллино. – Смотрю, совсем забыл, как надо со старшими разговаривать.

      – Это еще вопрос, кто из нас теперь старше, Пал, – парировал я.

      Улыбка начала сползать с моего лица, когда я увидел Дюрана, вернувшегося с носильщиками, чтобы доставить наши с Валкой вещи в каюту, но тут же вернулась.

      – Возможно, теперь мне придется тебя учить, – добавил я.

      – Пойдем на ринг, и попробуешь, – ударил себя в грудь старый солдат.

      – Заметано! – подмигнул я ему, и все рассмеялись. – Который час?

      – Четырнадцать ноль-ноль, – сказал Лориан.

      – Хорошо, – кивнул я. – Корво, пройдетесь с нами? Хочу убедиться, что в каюте все как надо, а потом соберемся на ужин. – Я вдруг запнулся, сообразив, что кое-кого не хватает. – А где Бандит и Айлекс?

      – Еще в медике, – ответил Дюран. – Их начали будить позже остальных. Окойо говорит, к вечеру выпустят.

      – Тогда отложим ужин! – воскликнул я, проходя мимо Лориана и легонько похлопав коротышку-интуса по плечу. – Если собираться за столом – то всем вместе!

      Пока двери шлюза не открылись и не включились вентиляторы, воздух казался сухим и безжизненным. Тусклые лампы постепенно разгорелись до оранжевого, а затем до ярко-золотистого света. Все было так, как мы оставили. На стене, где раньше висел флаг Вента, виднелось прямоугольное пятно, а книжные шкафы на изогнутой галерее над нами зевали пустыми полками. Все книги я перевез в поместье Маддало, там они и остались.

      Валка отправилась с Корво на мостик, оставив меня заново приводить нашу жизнь в порядок.

      Я подошел к диванам и кофейному столику, составлявшим зону отдыха посреди каюты, взглянул на старый обеденный стол у буфета, на холодильник и дверцу, за которой прятался кухонный лифт, связанный с офицерской столовой. Там же, над тумбой, где прежде стоял умывальник Джинан, была вешалка для одежды.

      На полу вдруг что-то мелькнуло, я подошел к тумбе и наклонился.

      Пол был усыпан мелким стеклом, заметным только в мягком свете лампы.

      Я не сразу догадался, откуда оно.

      Это были осколки стеклянного шара, в котором я хранил от увядания цветок древа Галат. Уходя с «Тамерлана» в изгнание, я решил, что брать цветок с собой неправильно. Отчасти потому, что он был символом Империи, которая меня отвергла. Отчасти потому, что он утратил свою сентиментальную ценность, став обычным сувениром вроде ниппонских гравюр, висевших на стене.

      Шар, вероятно, упал при движении корабля – а может, его случайно уронил кто-то из носильщиков, помогавших при транспортировке вещей во время нашего отъезда. Выяснить это не представлялось возможным, так как старые записи судовой системы безопасности наверняка давным-давно удалили из базы. Я присмотрелся и выудил из осколков то, что искал.

      Белый цветок все-таки увял. Его окаймленные серебром лепестки сморщились и посерели. Я поднял его за сухой стебелек, покрутил пальцами, невольно нахмурившись, и в стеклянной дверце тумбы увидел свое отражение. Я как будто был тем же молодым человеком, что когда-то