Мизанабим. Дарья Райнер

бы вытащить любую вещь, но почему именно ласточка – поди объясни.

      Сом кивает. На место гнева приходит усталость.

      – За «просто» собирают совет. И голосуют за исключение. Дело не в том, что ты взял – или не взял, хотя мог бы, – а в самом нарушении кодекса.

      Вот он, Сом. Весь в умных словах и правилах. Нет чтобы… что? Обнять по-братски? Ёршик вдруг понимает, что у него дрожат губы.

      – Ну давайте! Голосуйте опять! Только Ската верни, а то нечестно будет.

      Сом опускается на стул, трёт глаза, сминая дужки очков.

      – Ты осознаёшь, что поступил как крыса?

      Ёршик наливается краской. Жарко ему, хоть и ледяной водой умылся.

      – Да.

      – Понимаешь, почему не брал с собой на дело?

      – Нет!

      Хочется ногой топнуть и хрястнуть подвернувшуюся кружку о стену. Он ведь может, когда надо. Всё может!..

      – Иди спать. До завтра подумай.

      Ёршик стоит ещё минуту или две, не шевелясь. Ищет в голове что-то умное, чтобы с достоинством ответить, как взрослый… и не находит.

      – Умбра бы поняла.

      – Её здесь нет.

      Хлопает кухонная дверь.

      Вот и поговорили.

      ☽ ⚓ ☾

      – Поговори с ней.

      Яблоня тянулась к небу у ограды. Сбрасывала на землю иней лепестков, но яблок не давала. Пустоцвет.

      – С деревом? – он хмыкнул.

      – А что? Доброе слово всем приятно. – Умбра обняла тонкий ствол и прижалась к нему щекой. Закрыла глаза.

      Ёршик молчал. Сидел на нижней ветке, болтал ногами, глядя, как белые цветы смешиваются с землёй: наступишь – втопчешь в грязь. Несколько дней красоты – и всё, отцвела.

      – Жаль, что быстро…

      – Это ты мне? – Умбра загадочно улыбнулась.

      – Ей, – пожал плечами Ёршик. – Или никому. Просто так.

      Пальцы Умбры осторожно гладили ствол.

      – Не надо жалеть. Если бы она не теряла лепестки – весна за весной, – то не выросла бы. Не стала крепким, сильным деревом.

      Словно в подтверждение поднялся ветер, и белый вихрь взметнулся, окутав Умбру, как невесту. Белый цвет на тёмно-рыжих волосах.

      Ёршик тогда не понял, как связаны потеря и рост.

      А на деле – всё просто.

      ☽ ⚓ ☾

      Отчасти он сам виноват в том, что Крепость была полна скованных «гостей». Вернее, не так. Они появились задолго до прихода братьев, просто Ёршик их разбудил. Позвал, и они пришли. Для него это стало забавой: садиться в темноте на кровать и глядеть в окно, проговаривая дурацкие стишки. И не только.

      «Кто прячется, тот застыл».

      Он не понимал до конца: хоронится ото всех, оставаясь на месте, или водит. До тех пор, пока кто-нибудь продолжал прятаться, игра не кончалась.

      Садясь на кровать, он стягивает ботинки. Шевелит пальцами в носках. Зябко. Под утро и вовсе стынь придёт: чужая, не госпитальная, подбирается всегда снаружи, с моря, заглядывает в окна и дверные щели. У неё нет человеческой формы, только голод и дыхание зимы, щекочущее кожу.

      Ёршик ложится, укрываясь шерстяным одеялом.

      – Не