Вероника: проект «Горгона». Рина Гурова

многое в свою защиту и оправдание, но она понимает, что сейчас для этого наихудший момент. Министр желает только одного: чтобы Келер подтвердил, что у них все-таки состоялся диалог, и что он не один помнит и ветер, и ее угрозы. На сотую долю секунды в голову приходит мысль, что он зря пожалел и не застрелил девушку, что за эту слабость он еще ответит. Мысль уходит, но остается тревога и недоверие.

      Вот профессор снова входит в кабинет.

      – Что вы скажете о сеансе, господин профессор? – деликатно интересуется мужчина.

      – Я надеялся обсудить его с вами наедине.

      – Думаю, ей лучше остаться. Скажите, что вас больше всего поразило в общении с Враной? – Это был, определенно, ловкий ход министра, теперь он не будет выглядеть глупо, если все произошедшее привиделось и послышалось ему одному.

      – Я не уверен, что она позволила мне корректно закончить сеанс. И потом, эти ее угрозы, фамильярность… Да она вообще не должна была воспринимать меня, как человека во время гипноза, она должна была слушать голос и подчиняться! – Слова профессора его немного успокаивают. Значит, все это было их общим наваждением.

      – Послушайте-ка запись! – говорит он. На фоне шума и треска снова звучат вопросы Келера, и чуть тише – монотонное пение на несуществующем языке. Запись прослушивают полностью. Единственное, что связывает ее с тем сеансом, который они запомнили – просьба девушки не убивать ее, которая звучит ясно и отчетливо, чем разбивает предположение профессора, что голос Вероники не записался из-за проблем с аппаратурой.

      – Это удивительно! – восклицает Келер. – Вы позволите мне получше изучить запись?

      – Конечно. Однако хотелось бы услышать ваше мнение.

      – Я могу только предположить, что звуки представляют собой некий код, позволяющий внушать что угодно и кому угодно. Можно сказать, что с помощью этого кода Вероника создала альтернативную реальность, в которой мы и пребывали! Похоже, нам удалось услышать это только благодаря искажению звука при записи.

      – Вам не показалось, что в тот момент, когда мы ощутили ветер, шумы на записи усилились?

      – Нет. Впрочем, возможно, при дальнейшем исследовании мы сможем узнать это наверняка. А она, – профессор указывает на Веронику, – сейчас такая же, как до гипноза?

      – Вроде бы. Вера, как вы себя чувствуете?

      – У меня ужасно болит голова, – жалуется она.

      – Может воды? Хотя, здесь должно быть лекарство, сейчас я распоряжусь, чтобы его принесли.

      – Вы меня еще недавно хотели убить, а теперь беспокоитесь из-за того, что у меня болит голова?

      – Я все еще могу это сделать, например, чтобы избавить тебя от страданий, – тихонько шепчет он ей. Мужчина все еще злится на Веронику за то, в чем, как он и сам понимает, она не виновата: за то, что сеанс прошел не по плану; за то, что ее слова он принимал за ложь; за напоминание ему о секундной слабости, которая, возможно, толкала его к верному действию.

      – А можно кофе, но самый крепкий, какой только может быть? – на сей раз без повелительных ноток в голосе просит девушка.

      – Интересно, –