Механизмы радости. Рэй Брэдбери

через десять тысяч лет. Как приятно внезапно ощутить свежесть и отдохнуть. Как приятно чувствовать себя рукой в растянутой перчатке, чудесной прохладой обволакивающей тебя среди жарких песков. Как прекрасен тихий, неотвратимый смертный мрак. Но медлить нельзя.

      Щелкает спусковой крючок. Слышится выстрел.

      – Боже милосердный, он застрелился! – Я слышу свой собственный крик, открываю глаза и вижу капитана, лежащего у ракеты: череп расколот пулей, глаза навыкате, меж белыми ровными зубами – вывалившийся наружу язык.

      Из его головы струится кровь. Склоняясь над ним, я касаюсь его рукой.

      – Безумец, – говорю я, – зачем он это сделал?

      Мужчины объяты ужасом. Они стоят над двумя трупами и смотрят на пески Марса и колодец в отдалении, где в глубокой воде качается тело Риджента. Хриплые стоны и всхлипы срываются с их пересохших губ: они как дети, что ищут выход из кошмарного сна.

      Теперь они повернулись ко мне.

      Один из них первым нарушает долгое молчание:

      – Значит, Мэтьюз, ты теперь командуешь.

      – Знаю, – медленно отвечаю я.

      – Теперь нас всего шестеро.

      – Боже, как внезапно все случилось!

      – Я не хочу здесь оставаться, надо улетать!

      Я слышу их громкие крики. Я направляюсь к ним и касаюсь каждого с такой уверенностью – словно песнь, она готова вырваться наружу.

      – Послушайте, – говорю я им, касаясь их плеч, локтей, ладоней.

      Все мы умолкаем.

      Все мы – одно целое.

      «Нет, нет, нет, нет, нет, нет!» – так кричат голоса внутри, глубоко-глубоко в темнице нашей плоти.

      Мы смотрим друг на друга. Мы – Сэмюэль Мэттьюз, Рэймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джон Саммерс – просто молчим, и наши взгляды прикованы к нашим побелевшим лицам и дрожащим рукам.

      Мы оборачиваемся вместе, все, как один – туда, где стоит колодец.

      – Идемте, – говорим мы.

      «Нет, нет!» – кричат шесть голосов, сокрытых в глубинах, где останутся навсегда.

      Наши ноги ступают по песку, и со стороны кажется, что гигантская рука двенадцатью пальцами шарит по жаркому морскому дну.

      Склонившись над краем колодца, мы смотрим вниз. Шесть лиц смотрят на нас, отражаясь в холодных глубинах.

      Один за другим мы тянемся вниз, теряя равновесие, падаем в разверстый колодезный зев, где ждет свежесть, и сумрак, и холод вод.

      Солнце садится за горизонт. Звезды кружат по ночному небу. Там, вдалеке, что-то сверкает. Другая ракета оставляет в космосе красный след.

      Я живу в колодце. Живу словно дым, словно пар в каменной глотке. Вижу над собой холодные ночные звезды и звезды утренние, вижу солнце. Иногда пою древние песни этого мира – песни тех дней, когда он еще был молодым. Как я могу сказать, что я такое, если и сам не знаю? Не могу.

      Я просто жду.

      Tyrannosaurus Rex

      Он открыл дверь в темноту просмотрового зальчика.

      Раздалось резкое, как оплеуха: «Закройте дверь!» Он скользнул внутрь и выполнил приказ. Оказавшись в непроглядной тьме, тихонько выругался. Тот же тонкий голос с сарказмом произнес:

      – Боже!