Чужая дочь. Наталия Ахулкова

на округлые цветочные вазы. Колесики каждой ножки-вазы опиралась на подставку из стекла, вроде блюдца для варенья. Галке подумалось, что рояль специально встал на серебряные копытца, чтобы казаться выше. Тут она услышала, как мужчина, стоящий рядом, шепнул спутнице: «Какой чистый звук! Это все хрустальные подпоры, для резонанса. А инструмент-то шикарен, наверняка прошлый век». Зоя Михайловна прихорашивалась у зеркала, оглядываясь по сторонам, и не обращала внимания на дочь. Раздался первый звонок, Галке не терпелось пройти в зал, но мама не торопилась, не спеша прохаживаясь среди многочисленных зрителей. Какой-то мужчина обратился к матери, она улыбнулась и тут же завязала разговор. Галка смущенно топталась рядом. Зоя Михайловна недовольно подтолкнула дочь к входу: «Нечего тут крутится, иди в зал, я тебя найду». Галка с облегчением проскользнула в партер и застыла на месте, сраженная красными бархатными креслами и беломраморными колоннами. По краям сцены высились две женские скульптуры в туниках, с венками на голове. Одна застыла в танце размахивая маской с веселым оскалом, другая грозила кому-то мечом, зажав в руке скорбную маску с зияющим ртом-подковой. Галка, любившая перечитывать древнегреческие мифы, сразу узнала дочерей Зевса – Музу Трагедии и Музу Комедии.

      Галка задрала голову и рассматривала бронзовую люстру в виде перевёрнутого букета и лепнину из хоровода ангелочков на потолке. Места попались отличные, в третьем ряду. Прозвенел последний звонок, мамы все не было. Начался концерт, свет в зале притушили, только на подмостках горели фонари. Занавес распахнулся, из полумрака сцены вперед ступила женщина в серебряных туфлях и чешуйчатом платье. Прожектор обдавал ее то розовым, то зелёным светом, на шее мерцало ожерелье. Тягуче и сладко Шульженко запела: «Синенький скромный платочек, падал с опущенных плеч…» И Галка почувствовала вдруг такое волнение, такую прекрасную упоительную волнующую грусть, что полузакрыла в темноте глаза и слизнула с губы одинокую слезинку, скатившуюся по щеке вниз. Певица, словно почувствовав, что пора сменить тональность, затянула озорную песню про валенки. И вот уже Галка, вместе со всем залом притоптывала и прихлопывала, чуть ли, не подпрыгивая на месте. Где же мама? Пропустит самое интересное! Через некоторое время Галка забеспокоилась не на шутку – может быть маме стало плохо? Она ерзала на кресле, то и дело оглядываясь в сторону выхода, и вскоре совсем перестала обращать внимание на концерт. Пробираясь, сквозь шикающую публику, Галка выскользнула в фойе. Заглянула в уборные, театральный буфет и обратилась с вопросом к администратору. После того, как тот заверил, что никаких карет скорой помощи у Филармонии не наблюдалось, Галка слегка успокоилась. В зал возвращаться не хотелось, уходить тоже нельзя – мама вернётся, и, если не найдет её, то будет волноваться. Галка топталась в фойе, куда даже через закрытые двери пробивалось ликование и аплодисменты зала. Мама так не пришла. Галка одна возвращалась домой по пустынным ночным улицам, тревожно оглядываясь по сторонам.