Веселое шаманство чжурчжэньских рун. Обучающий роман, не поэма. Анатолий Эстрин

в Китае.

      Он представил китайских гейш в длинных красных платьях, танцующих перед ним нежный танец, и на минуту забыл, где сейчас находится. – «До этого еще далеко», – вспомнил он, вздрогнув, и, повернувшись на правый бок, прищуренными глазами, посмотрел на палаточный лагерь, готовящийся к отъезду. В нем, собирая вещи, суетилось с десяток студентов исторического факультета, отрабатывающих свою первую летнюю практику.

      Юноши и девушки в коричневых футболках ходили с сумками и пакетами, ныряли и выныривали из палаток и негромко разговаривали между собой.

      На поляне кипел котелок с обедом, дежурный по лагерю нарезал за наскоро сколоченным деревянным столом хлеб и расставлял железные тарелки и кружки. Не вдалеке виднелся хвост мелкой речушки, по берегу которой толпились и переплетались кронами между собой березы и ели, за ним поднималась сопка с оскаленными зубами коричневых камней. Небо стояло высоко и прямо, облачка лишь изредка проплывали, отбрасывая длинные тени, и скрывались за горизонтом.

      Август на юге Приморья был в самом разгаре.

      Дома Валерия Павловича никто не ждал. Его жена, школьная учительница Полина Илларионовна, ушла от него год назад, не выдержав его эгоизма, финансовой ограниченности и склонности к грязи. Валерий Павлович не только не любил мыться и чистить зубы, он еще не всегда пользовался дезодорантом, что бесило Полину до глубины души и воздвигало внутренние барьеры в отношениях. Ее ученый, мачо, мечта, кит, надежда, превратился в зашарпанного потного принца и перестал привлекать женщину своими мужскими достоинствами и феромонами. Лодка любви разбилась о быт, что ничего удивительного с тем бытом, что у нас есть.

      Никакая женщина не будет терпеть бесконечно! Естественно, терпение Полины лопнуло, и она, собрав личные вещи, и зрелищно перевернув на прощание мусорное ведро, с гордостью и прочими наставлениями ушла в одиночное плавание. На развод, правда, не подала, решила, что с этим торопиться не стоит, ведь Валеру можно еще как-то использовать.

      «Потный принц! – выкрикнула она, закрывая за собой своим мясистым боком входную дверь. – Ноги моей здесь больше не будет – ни правой, ни левой. Не зови и не ищи меня. Буду жить в маминой квартире. В чистом воздухе, а не в кошмаре. Не среди твоих полуразвалин, что ты с работы таскаешь. Лучше бы деньги так приносил, а то таскаешь всякие барахлины. Буду приходить раз в неделю, проверять, не умер ли ты в своих отходах».

      Валерий Павлович остался жить один, со своими пыльными экспонатами; с осколками каменных изваяний, приютившихся во всех углах квартиры; с кривым книжным шкафом, доверху наполненным собраниями сочинений российских и зарубежных классиков; со скрипучим диваном, пережившим многогодовую страсть с весомой женщиной; с двумя деревянным креслами, покрытыми красными дерюгами; и с кошкой Маврой, которой было плевать на разборки хозяев, лишь бы ее кормили.

      Острое