Слон меча и магии. Коллектив авторов

обращаясь ко мне и к себе сразу.

      – Подумай ещё, – вдруг обернулась она.

      Шерстяная рубашка сползла по её телу к щиколоткам, обнажая безупречные изгибы. Она оказалась белой всюду – от пяток до длинной шеи. Только мёд волос и янтарь – как золотые мазки на печи. Делали её ещё более особенной.

      Коста перешагнула рубаху как ненужный скарб. Шагнула навстречу.

      – А я помогу тебе выбрать.

      Но выбор был сделан за меня.

* * *

      Гуляй-град двинулся обратно на юг – вслед за кочёвкой диких зобров. И я решил, что пора.

      Осень была в разгаре, и Глушота плакала навзрыд. В эту ночь – прекрасную ночь! – даже звёзд не видать; небо заволокло тучами. На хлев-палубе было сыро и душно – от дождя снаружи и горячего дыхания зобров внутри.

      – Хорёк, – сонно позвал с лавки Меров, потирая слипшиеся веки. – Ты, что ли? Никак южачка с простыней согнала?

      – Точно так, Меров, – обманчиво-лениво потянулся я. – Не спится мне, вот и пришёл Храпуна проведать.

      – Счастливый ты, – зевнул взлохмаченный таборянин, но прикладываться на лавку не стал. – Так уж и не спится, что ли?

      – Ни капельки, – я настойчиво делал вид, что не понимаю, к чему он клонит.

      – Тогда, – Меров поправил бороду, сплюснутую лавкой, – айда сменишь меня, хорёк? Видит Пра-бог – в долгу не останусь!

      Я с минуту поколебался напускно.

      – Ай, бес с тобой! – махнул я рукой. – Но чтоб утром здесь был, лады?

      – Не обижу, – обрадовался Меров и тут же кинулся хлопать меня по плечу. – Славный ты малый!

      «Прости, Меров, – мысленно извинился я, – и спи крепко».

      Только-только таборянин хлопнул дверью, я наспех оседлал Храпуна и вернулся за Костой. Тёмными закоулками я провел её, укутанную в мой нарядный кунтуш и плащ, в самый низ Гуляй-града. Мы крались «как шелудивые мыши», ползли ужами и сливались с тенями. Не брезговали ни ржавыми лестницами, ни собачьими лазами. Коста держалась молодцом. Когда труба с огненной водой обожгла ей щиколотку, она только чуть-чуть всхлипнула – и только.

      – Когда мы выберемся, тебе больше никогда не будет больно, – серьёзно прошептал я, подсадив её в седло. И вновь поразился, какая она лёгкая и хрупкая. Как молодой колосок.

      – Я верю, Брегель, – шепнула она в ответ. И почему-то печально улыбнулась.

      Поднатужившись, я крутанул ворот. Брюхо Гуляй-града пронзительно заскрипело, и ветер ворвался в хлев через разверзшийся люк. Потянуло свежестью.

      Я резво вскочил на спину Храпуну, тот засопел. Коста горячечно прижалась ко мне, обхватила намертво аккуратными тонкими руками.

      – Держись, – бросил я ей. – Путь неблизкий.

* * *

      Половину дороги мы преодолели без происшествий. Гуляй-град так и спал, а дождь подчищал за нами следы. Осенние слёзы Глушоты мазали отпечатки копыт, прибивали к земле забористый запах Храпуна.

      Когда тот самый сосняк растаял позади и мы пересекли тракт, Коста задрожала.

      – Замёрзла? – спросил я, силясь перекричать дождь и топот.

      – Нет, – голос, ставший родным, дрожал, – просто не могу поверить,