Песнь Бернадетте. Черная месса. Франц Верфель

я сделал своей путеводной звездой во всех политических вопросах, – объявляет прокурор. – «Власти не должны предпринимать шаги, цель которых достаточно прозрачна». Если закрыть доступ к Массабьелю, все верующие в чудо станут говорить, что мы боимся Пресвятой Девы. И неверующие скажут то же самое. Те и другие будут над нами смеяться. Кроме того, когда вы закроете путь через гору, останутся еще три дороги, о которых никто не может сказать, что они опасны… Вторая возможность, о которой я говорил, кажется мне гораздо более серьезной. Вероятно, вы догадываетесь, что я имею в виду, любезный Жакоме?

      – О господи, я всего лишь простой полицейский, господин прокурор…

      Виталь Дютур снимает с пальца перстень с печаткой и стучит им по столу, требуя внимания.

      – Господам, наверно, известно, – торжественно начинает он, – что правительство Франции заключило конкордат с папским престолом. Вчера я не поленился специально перечитать текст этого конкордата. Девятая статья в нем гласит, что церковная сторона обязуется не открывать новых мест для богослужений без предварительного согласия министерства по делам культов… Понимаете, господа, к чему я веду?

      – И эту статью, по вашему мнению, можно применять? – осторожно спрашивает Лакаде, опасаясь снова попасть впросак.

      – И да, и нет. Все зависит от позиции Церкви.

      – За всей этой аферой наверняка прячутся сутаны, – уверенно заявляет Жакоме.

      – Надеюсь, что так, друг мой, – снисходительно говорит прокурор. – Но Перамаль далеко не дурак.

      Адольфа Лакаде внезапно одолевает смех.

      – Подумайте, кого только не переполошила эта маленькая идиотка! Император и папа лично подписали конкордат…

      В эту минуту дверь приоткрывается, и в щель просовывается голова Куррежа.

      – Вы назначили еще одну встречу, господин мэр?

      – О чем вы, Курреж? Вы же знаете мое расписание не хуже меня…

      – С вами желают поговорить, и весьма настойчиво…

      – К чему эти обиняки? У меня нет тайн…

      – К вам посетитель, – выпаливает наконец помощник мэра. – Декан Перамаль собственной персоной.

      Лакаде поднимается и спешит в приемную со всей скоростью, какую допускают его комплекция, достоинство и возраст. Из приемной доносится его голос, в котором звучат самые теплые ноты.

      Декану Перамалю сорок семь лет, это человек огромного роста и необыкновенно могучего телосложения. У него страстное лицо, не по годам изборожденное морщинами. В шубе и меховой шапке он напоминает скорее отважного путешественника, исследователя дальних земель, чем лурдского викария. Между духовенством и светскими властями Южной Франции отношения почти всегда напряженные. Это результат испытанной тактики правительства, которое, не чувствуя себя в полной безопасности, не устает натравливать друг на друга враждебные силы, чтобы держать их всех в узде. Жители Южной Франции пропитаны духом строгого католицизма и мало затронуты новомодными нигилистическими веяниями.