Город. Глеб Давыдов

Десятину не платим, но сколько могу – каждое воскресенье. Но это дело добровольное, если что.

      – Гхм… а деньги куда уходят? Богу?

      – Много служений разных. Ходят в онкологию, помогают больным, из Рощи. Там можешь сам зайти, спросить про баптистов, тебе любой скажет, что мы делаем. По тюрьмам тоже ездят, это, правда, без меня, я как-то… не могу. По детским домам, вот, недавно была евангелизация в Ивановку. Молодёжь отправилась, песни там поют, подарки дарят. Детям нравится. Дети понимаешь какие, да? Вот эти, которые не очень. Я имею в виду, с головой у них не очень. Что они там видят в жизни? А так вот, приезжают…

      – Песни они поют… Миша, так а деньги куда уходят? На поездки что-ли? Тут глядишь голов пятьдесят вас будет, активистов. – Лев многозначительно посмотрел вдаль, словно все баптисты выстроились с номерами с другого конца сквера.

      – Лёва, вот ты всё деньги считаешь. А много тебе радости от них? Я-то не разорюсь раз в неделю пятёрик отдать, мужики во дворе столько на пиво тратят. Я лучше туда отдам.

      – Да тут глядишь, может лучше и пиво… – , прокряхтел Лев – Ты бы тогда в этот пошел, как их называют? Фонд благотворительный, тоже самое, деткам помогают, игрушки дарят, так хоть какой-то государственный надзор, а у тебя, черте что какое-то.

      – Ты вот мне скажи, Лёва. Ты нищим подаёшь? – оценивающе прищурился Михаил.

      – Нет! В Огоньке не читал? Там все схвачено, такие вертихвосты, нам с тобой и не снилось. – брови Льва поднялись как копья.

      – Читал, читал. Но это такой вопрос: дело не в том, куда конкретно эти деньги пойдут. Вопрос в том, откуда. Если ты отдаёшь деньги от сердца, то Бог их сразу себе берёт. Если люди их куда-то не туда употребили, это уже на их совести. А ты стал немного лучше. Немного научился отдавать. Ты вот деньги копишь-копишь, а завтра правительство сменилось, и всё по ветру пошло. А так ты берёшь и вот прямо здесь покупаешь себе немного радости. Немного души.

      Лев скривился, словно съел кислую сливу. Яд этих разговоров даже сюда проник, подумал он.

      – Да не болтай ерунды, режим у него сменился. Я понимаю гласность, но чуши то не городи. Это тебе, видимо, твои заокеанские друзья подсказывают. Никуда правительство не денется, страна как была, так и останется. Да и откуда Богу знать, как ты деньги отдаешь, от сердца или может специально хочешь задобрить его.

      – А кому же знать, если не Богу? Это только тебе и Богу известно, как ты распоряжаешься тем, что тебе дано. А правительство-то, может, и не денется, а вот твоя душа денется. Сегодня ты здесь, а завтра уже в гробу. И все эти бумажки – оп! – и нету их. Умираешь голым, так же, как и родился.

      Льву начал нравится диалог, он заулыбался и он постарался усесться на скамейке поудобнее.

      – Хехе, душа. Вон Гальке аппендицит зимой резали, никакой души не заметили. Смешно же. Что такое твоя душа?

      – Это, Лёва, разница между тобой и твоим трупом.

      – То есть разум? Мой разум и есть душа?

      – А у тебя, что, только разум есть? Чувств нет?