Город. Глеб Давыдов

по лестнице.

      В квартире было тепло, даже уютно, пахло домом. Он лёг на кровать и посмотрел на циферблат стилизованный под огромные наручные часы, висящие на стене. Уже к девяти близилось. Дочь ушла на кухню. Щелкнула спичка, потянуло табаком – на кухне закурили. Внук запаздывал, на выходные обычно оставался у отца, заигрался в приставку, видимо. Все вокруг напоминало ему о молодости: старый фотоаппарат в чехле, уже порядком пропыленный флажок ГТО, коллекция книг ЖЗЛ. Также на полке были незнакомые ему иконы и какие-то брошюры. Николай потянулся за пакетом, который взял с собой из больницы, и достал тетрадь. Она не давала покоя, вся написанная в ней галиматья сквозила дешевой подделкой, но он все не мог выбросить из головы мысль, которую никак не мог уловить, что, кажется, догадывался, кто это написал.

      Он привстал с кровати, отдышался и прошаркал к окну. За спиной щелкали часы, а на улице, без устали, лаяли собаки. Вдалеке, через долину огней частного сектора, за ровным созвездием фонарей проспекта, красными рубинами блестели габаритные лампы вокзальной башни. Где-то за ними, у реки, был его двор, скрытый отсюда комплексом 23-го микрорайона. Николай понимал, что совершенно не хочет возвращаться обратно, но и оставаться здесь было еще горче.

      КВАРТА МНЕМОЛИНИЯ, ЧАСТЬ I

      Проводник, с грохотом, откинул люк, перекрывающий лестницу вагона и одним бессмысленным движением протер тряпкой поручень вагона. Пассажиры позади безучастно ждали, вглядываясь в лица на перроне. Наконец, проводник спрыгнул на асфальт и тут же отвернул лицо в сторону, чтобы избежать участи в перекладывании чемоданов пассажирам.

      Станция была небольшой, но деловитой, крепкие загорелые старушки с мешками под мышкой сновали меж небольших собраний студентов, закончивших практику на биостанции, и растерянных, раскрасневшихся, от ожогов на солнце, отдыхающих, которых волей маршрута забросило в это, совсем не туристическое место. В стороне курили молчаливые нахмуренные мужчины, собравшиеся батрачить в столицу, лица их были кислыми и сосредоточенными, деньги еще предстояло заработать. Над городом сгущались тучи, становилось душно, самые внимательные предварительно занимали места в зале ожидания.

      Лев с ностальгией осмотрел знакомый с детства перрон и уверенным шагом пошёл в проулок между кассами и зданием дистанции пути.

      – Уважаемый! Вы это куда? – послышался сзади гнусный канцелярский голос.

      – Как куда? – удивился Лев, – домой иду.

      – Здесь прохода нет, разворачивайтесь.

      – Всегда был, мне на Житомирскую.

      – Говорят вам прохода нет, разворачивайтесь.

      Задетый, с пунцовыми щеками, Лев, сдерживаясь, чтобы не нагрубить лицу при исполнении, пошёл на привокзальную площадь, вместе с общим потоком. Монотонный голос перечисляющий номера маршрутов, перроны и время отправления захлебывался в общем гуле так, что никакую полезную информацию из него уже было невозможно