Варлам Пчела. Николай Вингертер

Варлам увидел много других бранных людей. Всадники царского полка из служилых дворян и детей боярских были облачены в добротные, ослеплявшие на солнце доспехи из прочного булата или пластинчатые панцири, поверх которых красовались из дорогих и ярких тканей епанчи. Отдельно шли в одинаковых серо-зеленых сермягах пищальники с бердышами за спиной (стрельцы как род войск появились позднее), а их тяжелые и громоздкие пищали следовали со специальным возничим следом в санках. И очень сильно в этой пестрой толпе выделялись пушечники с возами, на которых были разных калибров пушки и там же пушечный припас – порох и ядра; пушечники Варламу больше напоминали мастеровых из городских посадов.

      Вся эта армада продвигалась по времени почти месяц. Варлам все чаще стал слышать, что совсем скоро будет страна и город, населенные супостатами. Но дни тянулись, а супостатов так и не было на их пути. Варлам, осмелившись однажды, спросил у дъяка: где страшные люди-супостаты, которых именовали «литвинами»? Дьяк рассмеялся и ответил, что уже не один день они в земле вражеской, прошли не одно село-деревню. Варлам сильно удивился его ответу, потому что в больших и малых деревнях по пути следования народу было совсем немного, кто побогаче сбежали, а в основном оставались такие же, как он, простые крестьяне, у которых уже не было ни скота, ни съестных припасов. Все на пути следования было вымершим и разоренным, изредка над избами курился дым; в них жили обычные люди. Было стужно, военные и обозники на привалах жгли для приготовления варева и согрева костры, а когда попадались деревни, то занимали все избы, набиваясь в них так, что спали друг на друге. Несчастные хозяева – в основном это были

      остававшиеся в деревнях старики и старухи, иной раз какие-то калеки или малые дети, потому что все, кто моложе, ушли заранее, при появлении чужих, – покорно и не ропща спешили в холодные гумна или наспех сооружали в скирдах шалаши, чтобы переждать, когда уйдут дальше непрошеные гости с востока. Оказалось, что жители деревень и были теми самыми литвинами (литовцами и белыми русинами, редко попадались поляки); говорили все они на понятном даже ему, Варламу, языке. Но не видел он у них рогов и свиных рыл, и глаза были такие, как у его смоленских земляков, синие, без огня адского. Большинство населения к тому же было схизматиками, лишь иногда попадались люди другой, латинской веры; но, опять же, Бог и святые на их иконках были те же, что у него. И совсем ему становилось непонятно: о мщении за какую поруганную веру нужно было приходить на земли этих людей, если по внешнему виду, по делам и обличию икон они тоже были христиане – он самолично видел, что у одного литвина на стене висел образ Спаса Нерукотворного точно такой же, как на стягах царских полков и боярских дружин. Если кто над этими людьми помыслил смеяться и надругаться, так это опять же были татары и мордва, самые что ни есть нехристи, состоявшие на службе у царя, они и вели себя в походе, как нехристи. Они никогда не останавливались в избах местных жителей, а разводили огромные костры посреди