Топографический кретин. Ян Ледер

из-за этой невиданной кисти, которая сильно напоминала копыто – не только видом, но и твердокаменностью. В чём рано или поздно убеждался любой, кто выказывал Коню неповиновение: здоровенные шишки на лбу сначала просто болели, потом ныли и синели, а ещё потом желтели и начинали чесаться.

      – Уверен, что мы все проявим сознательность, и мне не придётся вызывать волынщиков в свой кабинет, – завуч почти ласковым взглядом оглядел притихшую лососину и для пущей убедительности постучал своей наводящей страх конечностью по кипе классных журналов, которые держал под мышкой.

      На подъезде к единственному в городе стадиону уныние сменилось возбуждением: когда такое было, чтоб не пешком или на маршрутках, а – как начальники какие-нибудь – спецтранспортом!

      Впрочем, Фрэн однажды уже ехал на «Строитель» в автобусной колонне – несколько лет назад, когда был здесь в пионерлагере. О котором теперь вспоминались разве что ночные страшилки, после которых невозможно заснуть – про чёрную руку и какой-то красный капюшон, – да ещё утренняя зарядка в виде заныривания под жилые вагончики с целью сбора продуктов кошачьего пищеварения.

      – Откуда они только берутся, – удивлялись тогда пионеры, загружая сухие какашки в большие цинковые вёдра, потому что ни одной кошки за всё время пребывания в лагере никто из них не встречал. Старшие лишь ухмылялись, и у детей возникло подозрение, что после обеда кто-то из вожатых берёт вёдра и втихую разбрасывает их содержимое обратно.

      Совершив серию ползковых упражнений – официально они издевательски назывались трудовым десантом, – пионеры устало брели на завтрак, потом – уже в более приподнятом настроении – на речку купаться, дальше на обед, а затем в спортзал, где был телевизор, по которому показывали трансляции с Олимпийских игр в далёком канадском Монреале, и все громко болели за советских гандболистов и прыгунов в воду, а Фрэн – молча – за английских, но они всё время проигрывали.

      Потом наступало время ужина, и к вагончикам возвращались уже в сумерках, так что кошачья тайна так и осталась неразгаданной.

      Другие пацаны тоже, конечно, на стадионе бывали – футбол-хоккей, кружки-секции всякие, – но чтобы прям на поле – это впервые. Правда, восторг по такому случаю был недолгим: им тут же вручили красные и жёлтые флажки на плохо обструганных коротких древках и стали объяснять, в каком порядке надо этим делом махать под ужасно назойливые комсомольские песни из громкоговорителей.

      – Мало того что руки на фиг отвалятся, так ещё и оглохнешь тут, – орал Шуцык. – Не могли, что ли, тихоговорители на стадионе установить! Да и палки эти! Какой козёл занозы в них понавтыкал!

      – Слушай, а это ж наши – близорукий Кит поднёс флажок поближе к лицу.

      – В смысле наши?

      – Ну да, это мы их делали на трудах, – подтвердил Фрэн. Он даже узнал собственное творение. А может, показалось.

      – Чё, да? – Шуцык тоже присмотрелся и скорчил рожу. – Вот мы уроды, сами себе подляну кинули.

      По окончании двухчасовой гимнастики, которой